Что вдруг
Шрифт:
См.: Тименчик Р. По делу № 214224 // Даугава (Рига). 1990. № 8. С. 116–122; Сажин В. Предыстория гибели Гумилева // Даугава (Рига). 1990. № 11. С. 91–93.
Лукницкая В. Николай Гумилев. С. 294 (заключение следователя Якобсона).
Забытые воспоминания
В 1920-х Павел Лукницкий записал для биографической канвы Гумилева воспоминание Ахматовой о 1905 годе: «…когда на пасхальной неделе затеял дуэль с гимназистом Куртом Вульфиусом, Андрей Горенко стал его секундантом.
То, что ему было рассказано сверх того, не зафиксировано в записях Лукницкого, но он на свой страх и риск расшифровал начальное «В» в составленном для него Ахматовой варианте ее донжуанского списка2 («В, Г, NN, Ч, Н, Л, З, Ц, Ф, К, Владимир Петрович») как «Вульфиус». Кажется, он ошибался, как следует, видимо, из другого варианта такого списка, составленного для Н.Н. Пунина и хранящегося у его внучки А.Г. Каминской3.
Фамилия Вульфиусов в рассказе о Царскосельской мужской Николаевской гимназии начала века известна по очерку Николая Оцупа об Иннокентии Анненском, где в уста директора гимназии вложена фраза, вызванная шалостью гимназиста: «Вульфиус, какая ты дрянь…»4. Нам доводилось отмечать, что такая форма обращения к ученику противоречит другим мемуарным свидетельствам о педагогической манере Анненского5. Впоследствии обнаружился источник подтасовки Н. Оцупа – он использовал эпизод из воспоминаний своего старшего брата, Александра Оцупа (писавшего под псевдонимом «Сергей Горный»), тоже воспитанника Царскосельской гимназии, но там этот эпизод с одним из Вульфиусов произошел не у Анненского, а у другого преподавателя6.
Несколько братьев Вульфиусов учились в этой гимназии. Их отец Александр Александрович Вульфиус (1854–1940) служил смотрителем уделов в Царском Селе. Мать их, Екатерина Владимировна, урожденная графиня Соллогуб (1860–1918), была дочерью известного русского писателя, автора повести «Тарантас». Это обстоятельство позволяет определить автора очерка, который был опубликован в рижской русской газете7 1926 года за инициалами «А.М.», ибо в 1927 году в рижском же журнале «Перезвоны» (№ 30) помещен очерк «Шутки Соллогуба», подписанный «Анатолий Матюшкин. Рига», автор которого называет себя внуком В.А. Соллогуба. Понятен выбор псевдонима – к роду Матюшкиных принадлежала мать Михаила Виельгорского, известного музыканта и тестя В.А. Соллогуба. Понятно и имя автора этого очерка – Герберт-Анатолий Вульфиус, родившийся в 1884 году, на два года старше Гумилева. В 1939 году он уехал из Латвии в Германию.
Дуэльный партнер Гумилева Курт Вульфиус (1885–1964) тоже жил в Риге последние сорок лет своей жизни, был практикующим врачом, после Второй мировой войны – заметным гомеопатом8. Его дочь – рижский искусствовед Вера Барташевская, рассказы которой о семейных преданиях помогли атрибутировать авторство заметки о Гумилеве.
В семействе было еще три брата – Александр, Николай, Михаил, и три сестры – Нина, Нелли, Екатерина. Стихи Екатерины Вульфиус печатались в 1920–1930 годах в рижской периодике.
В заметке Анатолия Александровича Вульфиуса упоминается брат Николая Гумилева – Дмитрий Степанович. Он умер в Риге 3 сентября 1922 года в больнице на Александровской высоте9. Родился он в 1884 году в Резекне. По случайному совпадению, у семейства его жены Анны Андреевны Фрейганг (1889–1965) было имение под Резекне, и потому в 1921 году они перебрались в Латвию.
Сестра (единокровная) Гумилева, здесь упоминаемая, – Александра Степановна Сверчкова (1869–1952). Секунданта – «студента Л.» – разъяснить
Как известно, впоследствии в жизни Гумилева была и состоявшаяся дуэль – с Максимилианом Волошиным. Гумилев был одним из последних апологетов идеи поединка в нашем веке – А.В. Амфитеатров вспоминал, что даже в 1920 году Гумилев поговаривал о вызове на дуэль Сергея Городецкого за его доносительские большевизанские статьи. Но и у мальчиков Вульфиусов была своя традиция, связанная с одной несостоявшейся дуэлью – В.А.Соллогуб был секундантом первой дуэли Пушкина с Дантесом. Как вспоминал семейное предание Анатолий Вульфиус в упоминавшемся очерке, «Соллогуб тогда перешел границы данных ему Пушкиным полномочий; последний остался недоволен результатами переговоров своего секунданта, но дуэль в тот раз не состоялась, цель была достигнута. Соллогуб, несмотря на свою юность, знал, что делает».
Воспоминания Вульфиуса вводят нас в самое жилье юного поэта. Двух обстоятельств, впрочем, мемуарист мог не знать – во-первых, «подводная роспись», выполненная гимназическим однокашником, будущим композитором Владимиром Дешевовым, видимо, возникла как реминисценция из комнаты с аквариумом за иллюминатором у дез Эссента, героя любимого Гумилевым романа Гюисманса «Наоборот», а во-вторых, – в виде русалки в этом подводном царстве была изображена царскосельская гимназистка Анна Горенко, будущая Ахматова10. Гумилевский интерьер вступал в своего рода диалог с уголком Анны Горенко: «Интересна в царскосельской жизни Ахматовой маленькая подробность: у нее была там своя комната, в которой все предметы были не позднее 1830-х годов, мебель, картины, различные безделушки, даже книги были только авторов, писавших до 1830-х годов. Когда ее спрашивали – для чего ей такая комната, – она отвечала, что уходит в нее отдыхать от современности»11.
Русский конквистадор
Я конквистадор в панцире железном.
Гумилев учился в Царскосельской гимназии в одном классе с моим братом, и я совсем ясно помню время его литературных начинаний.
Почти каждую субботу в доме моих родителей собиралась молодежь: подруги сестер по гимназии, товарищи брата, и я приезжал из корпуса. В одну из таких «суббот» брат привел Гумилева, которого почти все присутствовавшие уже знали: он был в моде, всюду бывал, стихи его в рукописях ходили по рукам. Когда он вошел, прекратились игры и все бросились к нему.
– Николай Степанович, что нового написали? Прочитай те…
Гумилев тогда был в шестом классе, но вид имел восьмиклассника, держался очень прямо, говорил медленно, с расстановкой и голос имел совсем особенный. Он не ждал, чтобы его долго упрашивали, и без всякого жеманства начал декламировать:
– Я конквистадор в панцире железном… – начал он; он немного шепелявил и картавил. В этот вечер он прочитал не сколько стихотворений, после чего принял участие в наших играх.
Второй раз я его видел в доме его родителей.
Жили Гумилевы в Царском Селе по Средней улице, совсем близко от парка и Екатерининской аллеи, вдохновившей Пушкина. Отец его, седой моряк, тогда уже в отставке, очень радушно принимал молодежь. В этот вечер брат мой пел, аккомпанировала сестра поэта Сверчкова. Интересна была комната гимназиста-поэта: все стены были расписаны. Масляными красками было изображено морское дно с фантастическими морскими животными и водорослями. Было очень оригинально, но неуютно для спальни.
Зимой 1903/04 учебн. года Гумилев и мой брат все свободное время проводили за игрой в винт. Они играли запоем, как говорится, до потери сознания. Если не было партнеров, они играли вдвоем, в так наз. гусарский винт.