Что же тут сложного?

Пирсон Эллисон

Призраки не призраки, а взгляд у некоторых женщин из нашей группы и правда такой перепуганный, словно им явился призрак. Призрак карьеры, от которой они отказались, причем некоторые так давно, что за это время стали совершенно другими людьми. Призраки всего того, что могло бы быть. Салли, которая сегодня сидит по правую руку от меня, некогда работала в крупном испанском банке на Фенчерч-стрит. Стоит маленькой, осунувшейся Салли в безразмерном кардигане крупной вязки произнести “Сантандер” или “Банко де Эспанья” с превосходным испанским выговором, и она буквально на глазах превращается в оживленную кокетку, какой была, наверное, двадцать лет назад, когда заведовала отделом и руководила командой Хуанов и Хулио, исполнявших все ее приказания. Салли так остро

тоскует по тем дням, что мне порой невыносимо больно смотреть в ее блестящие, как у сони, глаза на морщинистом лице. На первых собраниях группы Салли стеснялась, больше отмалчивалась, кутаясь в не по сезону теплую флисовую кофту, хотя остальные по-прежнему были в льняных брюках и летних платьях.

Кейли, руководительница нашей группы, – необъятная экспансивная калифорнийка, в нарядах которой доминируют бирюзовый и оранжевый (в Сан-Диего они наверняка смотрелись лучше, чем в Восточной Англии), – изо всех сил старалась разговорить Салли. К четвертой неделе та наконец призналась, что двое ее сыновей и дочь уже вылетели из гнезда, Антония два года назад окончила школу, теперь учит историю и испанский язык в колледже Ройал-Холлоуэй, вот она и решила, “что было бы неплохо вернуться”. Салли призналась, что работала, да и сейчас работает неполный день кассиром в банке “Ллойдс” на самой грязной улочке красивого процветающего городка, где мы с ней и познакомились.

– Да вы ее знаете, там везде благотворительные магазинчики и лавки с кебабами, – пояснила Салли. Мы вежливо кивнули, но по описанию не поняли, о какой улице речь.

Со временем управляющий отделения заметил, что Салли необычайно компетентна. В резюме она преуменьшила лондонский стаж из опасения, что это примут за хвастовство или что такой серьезный опыт отпугнет работодателя и ее не возьмут. Управляющий расширил ее обязанности, и теперь она в конце рабочего дня подводила итоги, занималась операциями с иностранной валютой. Из-за близости лавок с кебабами им постоянно приходилось менять турецкие лиры.

– Может, это и ниже меня, – негромко заметила Салли, и в голосе ее не слышится ни малейшей уверенности в том, что существует хоть что-то ниже нее, разве только земля под ногами, – но коллеги у меня замечательные. Нам вместе весело. Да и что толку дома сидеть? А теперь, когда Майк вышел на пенсию…

– Вам бы хотелось почаще бывать дома? – Кейли расплылась в коронной понимающей улыбке.

– О нет, – возразила Салли, – теперь, когда Майк вышел на пенсию, мне бы хотелось пореже бывать дома. Меня бесит, когда он ошивается на кухне.

– Как я вас понимаю, – подхватила Андреа. – Мне порой кажется, что если я не буду выбираться из дома, то просто чокнусь.

Андреа Гриффин сразу по окончании университета пришла на стажировку в одну из четырех крупнейших бухгалтерских фирм. К тридцати семи годам стала компаньоном. Но вскоре ее муж Джон попал в аварию, в его машину на шоссе М11 в тумане врезался грузовик. К счастью, поблизости оказался вертолет – такой же, как тот, который ныне пилотирует принц Уильям, – и Джона доставили прямиком в отделение черепно-мозговых травм больницы Святого Георгия. Джону потребовался год, чтобы снова научиться говорить.

– Первыми его словами были самые грязные ругательства, которые только можно себе представить, – рассказывала Андреа. Ее усыпанная веснушками шея порозовела от смущения: подумать только, ее муж, человек приличный и скромный, который прежде в минуты изумления произносил “Вот это да!” и “Надо же!”, превратился в развалину, смотрит на всех волком и послал на хер собственную тещу. В январе этого года, после десяти лет тяжб, страховая компания наконец выплатила компенсацию, и теперь Андреа может пригласить для Джона круглосуточную сиделку и снять с себя некоторые обязанности. – Я решила, что было бы неплохо снова включить мозг, – ответила она на вопрос Кейли, чего ждет от собраний группы. И рассмеялась: – Конечно, при условии, что у меня остался мозг, а это нам еще предстоит выяснить. Если честно, мне немного страшно.

Мы собираемся в современном

крыле старой городской библиотеки. Впрочем, библиотечным духом тут и не пахнет – не в последнюю очередь благодаря сотрудникам, которые изо всех сил стараются убрать бумажные книги из так называемого читательского опыта, такова унылая формулировка одного из плакатов. Почему здесь сплошные экраны? Я помню, как Эмили с Беном любили, когда им читали перед сном, как глотали “Гарри Поттера”, даже заставляли нас с вечера занимать очередь у магазина, чтобы купить очередную только что вышедшую книгу. А теперь практически не отлипают от мониторов. Правда, Эмили время от времени еще берет книгу в руки, но, прочитав страниц семьдесят, отвлекается на что-то более интересное – какой-нибудь урок макияжа на ютьюбе от Зоеллы [15] , или Круэллы [16] , или как там их зовут. Эмили помешалась на макияже. А Бен с опаской относится к любым текстам, если те не влезают в экран смартфона.

15

Речь о британском видеоблогере Зои Сагг.

16

Злодейка из фильма “101 далматинец”.

Интерьер выполнен в неброском скандинавском стиле, который, похоже, оккупировал все британские общественные пространства. Скрипучие блеклые половицы, неудобные жесткие кресла с покатыми сиденьями, подушками в листьях и светлыми деревянными подлокотниками в тон полу. Кофе в автомате у входа омерзительный, поэтому мы обычно покупаем его в соседнем “Кафе Неро”. Салли приносит с собой кофе в термосе, как и Элейн Рейнольдс (мама Джоша, охотника за белфи). Мы собираемся здесь по средам вот уже пять недель. Вначале нас было пятнадцать, но две женщины быстро поняли, что это не для них, а пару недель назад выбыла и третья, Сэди, когда ее дочь с анорексией положили в больницу, потому что амбулаторно у нее никак не получалось набирать по полкило веса в неделю, как предписали врачи.

– Разумеется, это не помешает Софии поступить в Оксфорд, – заметила Сэди, словно кого-то из нас срочно требовалось успокоить на этот счет.

София уже сдала на отлично десять экзаменов, необходимых для получения аттестата, как нам несколько раз сообщили, и то, что девочка загремела в отделение пищевых расстройств, ее мать явно расценивала как мелкую неприятность на пути к университетским победам, а не как недвусмысленный намек, что эта дорога и привела к теперешнему срыву.

– Экзамены можно сдавать и там, – продолжала Сэди. – С этим вообще никаких проблем. Я слежу за тем, чтобы Соф вовремя подала работу. Им задали сравнить “Искупление” [17] и “Посредника” [18] . В общем, не Шекспир. Я сейчас читаю оба романа, чтобы по мере сил помогать бедной девочке.

17

Роман И. Макьюэна.

18

Роман Л. П. Хартли.

Все в Сэди, от фигуры до коротко стриженных темных волос, от серо-коричневой сумки в тон мокасинам до южноафриканского акцента, было сдержанным, ничего лишнего. Больше всего она мне напоминала Уоллис Симпсон – безупречная, но ни капли обаяния. Да и вообще ничего человеческого, если уж на то пошло. Интересно, подумала я, каково это – иметь такую мать, которая контролирует всех и вся, и себя в том числе. Взглянув на сидящую напротив Салли, понимаю, что она задает себе тот же вопрос. Салли поджала и выпятила губы, словно промокнув помаду невидимой салфеткой, и в глазах ее блеснуло чувство, которое легко можно было бы принять за участие, на деле же – скорее презрение.