Чтоб знали! Избранное
Шрифт:
Все лифчики у неё с застёжкой спереди. И ей легче, и раздевающему её мужчине, так как лифчик легко сбрасывается назад. А когда застёжка сзади, то, во-первых, надо расстёгивать его на ощупь, во-вторых, будучи расстегнутым, он висит на плечах и мешается спереди между телами, и его нужно стягивать с плеч, выхватывать и проносить мимо лиц, чтобы отбросить в сторону.
Мэри всё бросает на пол, когда приходит домой: пальто, сумочку, деньги, ключи.
Её старый велосипед привязан к изгороди у её дома. Так он будет стоять под дождём и сгниёт, и у неё не окажется времени его продать или хотя бы
Мэри ненавидит свои дни рождения. Она позвонила мне накануне и сказала, что пора наши отношения кончать. Я подумал, что нет худа без добра: сэкономлю деньги на подарке. А потом решил, что подарю ей что-нибудь всё равно. Пусть знает.
В ней существует генетический инстинкт создания семьи, но никаких навыков или таланта в этом важнейшем для женщины деле у неё не имеется. Таким образом, возникает неразрешимый конфликт. И так у большинства женщин. И мужчин.
– Это было после аборта или до? – спрашиваю я об её выкидыше.
– После второго, перед третьим, – уточняет Мэри.
Она не ждала, пока сын отделится от толпы выходящих из самолёта, а сама бросилась к нему навстречу, нежно обняла и поцеловала его. Я никогда не видел её такой нежной. Ничего удивительного. Я никогда раньше не видел её с сыном.
Я заговорил с художником в галерее. Мэри сразу восприняла это как пренебрежение к себе. Лицо обозлилось, стала ходить в стороне от меня. Потом подошла: «Это ещё раз подтверждает, насколько мы разные люди». Осмелилась сказать, что она со мной несчастна. Я не выдержал и пояснил ей причину – раз любовникам недостаточно для счастья быть друг с другом, а начинаются требования других вещей… то, значит, чувства истощились и пора расставаться. Я отвёз Мэри домой.
Мне нельзя оставаться наедине с телефоном. Не удержусь и позвоню Мэри. Посему остаюсь наедине то с одной, то с другой.
Мэри хочет заправлять нашими отношениями и контролировать их, как это у неё происходило с другими любовниками. Но единственно, где я позволяю ей творчество – это в постели: пожалуйста, придумывай новые позы.
Очередное прощание с ощущением, что навсегда. Мы молча вышли на улицу, и Мэри направилась по ней пешком, а я сел в машину и поехал. Она ушла, а я уехал, не попрощавшись.
Мэри радостно прижимается ко мне. У неё хорошее настроение. Она рассказывает, как она призналась сегодня начальнику, что ей смертельно скучно, а тот сделал большие глаза и удивился, поскольку ему неизвестно слово «скучно»: у него семья, работа, церковь. Мэри явно ждёт от меня поддержки, что я поддакну и скажу: «Ну и мудак же твой начальник!» Но я говорю с дурацким самодовольством: «Ты знаешь, я бы не стал читать тебе нотацию, как он, но признаюсь, что и мне это слово чуждо». И тут на Мэри сразу находит грозовая туча, губы начинают дрожать – знак сдерживаемых слёз. Она начинает издалека, что вот она читает роман английского писателя и чувствует, насколько мировосприятие у него отличается от её. И что я тоже европеец, и что моя реакция на то, что она рассказала, совершенно не такая, какая была бы у американца. «А какая была бы у американца?» – спросил я. Она не может сказать, и слеза вытекает из её глаза. Я вижу, что мы оказались в области, где аргументы бессильны, и я начинаю ласково с ней говорить, уводя разговор в другую сторону. К счастью, минут через десять она действительно отходит от своего бреда и опять улыбается и целует меня.
Разговор так или иначе
Спрашивает, почему я не заезжаю к ней просто так, вдруг, а только в специально оговорённое время специально оговорённых дней. А когда я приехал раз без предупреждения и, поднимаясь по лестнице, столкнулся с ней, она удивлённо воскликнула: «А что ты здесь делаешь?» Это вместо восторженного бросания на шею. Мэри просит того, чего подсознательно совершенно не хочет, и тем самым толкает меня на поступки, которые будут способствовать невыносимости наших отношений, а следовательно, разрыву, на что у неё самой не хватает сил. Главное – не следовать её желаниям, а делать то, что хочу я. И так всегда.
Она меня благодарит за оплаченный мною обед в ресторане, только когда у неё хорошее настроение. В плохом настроении, она, пожалуй, злобно торжествует, что вынудила меня хотя бы на эти расходы, коль ей не удаётся вынудить меня на свадебные.
Деньги у неё не держатся. Они валяются скомканными в сумочке, и всегда оказывалось, что долларов 20 или 50 пропало неизвестно куда. Счёта в банке она не имела, поскольку не могла вести учёт тратам так, чтобы не забираться в отрицательные числа. Наличие пустого чека провоцировало её заполнить его, и сам чек казался ей олицетворением денег, которых на счёте, конечно, не было. Не имея достаточно денег на еду, она купила понравившийся диван за 1600 долларов, за который ей нужно будет расплачиваться полтора года.
Мэри решила сделать список того, что ей портит настроение и чего ей не хватает в жизни. И пришла к выводу, что всё сводится к деньгам, недостаток которых ограничивает её передвижение, покупки и т. д. Великое женское открытие перед прыжком в осознанную проституцию.
Мэри сказала, что решила обратиться к своему бывшему любовнику, ныне другу, Сэмми, чтобы он стал гарантом на заём для покупки машины. Я промолчал, ибо не хотел надевать с ней одну узду. А она небось ждала, что я с ней впрягусь.
Мы смотрели видео Тома Уэйтса, которое я не мог достать долгое время, потому что один индиец, владелец видеомагазина, в течение месяца водил меня за нос, говоря, что у него это видео есть, но на руках у клиента. Потом один из его помощников шепнул мне, что этого видео в магазине нет, а индиец пытается его заказать, но всё время забывает. Я позвонил в несколько других магазинов, и в одном Уэйте был. Я поехал и взял. Так вот сидели мы на диване и смотрели фильм. У Мэри начали катиться слёзы. Я хотел было принести ей коробку клинекса, но передумал, потому как это было бы мелкой заботой по сравнению с той, которой она требовала от меня. Когда фильм кончился, я сказал, что вот мечта наша исполнилась. «Какая?» – не поняла Мэри. Я говорю: «Фильм достали, что так давно хотели посмотреть». Она горько-иронически улыбнулась: «Это твоя мечта исполнилась».