Чтобы встретиться вновь
Шрифт:
– О, брось, – засмеялась она. – С какой стати человек вдруг начнет создавать себе репутацию распутника, не наслаждаясь таким поведением в действительности?
– У меня есть на это причины.
– Ужасно убедительно. – «Я говорю тебе правду, милая, только не могу сказать почему». Да уж, очень здраво.
Но руку не выдернула, теплую и слегка влажную, и даже чуть-чуть пожала ее в ответ.
– Неужели ты не можешь хотя бы капельку поверить в меня? – спросил Роланд.
Филипп
– Я научилась, ваша милость, – произнесла она едва слышно, – верить не словам, а поступкам. – И обратилась к Филиппу: – Что ты мне принес, милый?
Филипп замотал головой и протянул сжатые вместе ладони к Роланду.
– Это не для тебя, мама. Это для лорда Роланда. Посмотрите! Это кузнечик!
Он чуть-чуть раздвинул пальцы. Роланд заглянул внутрь.
– Ого! Вы только на него гляньте! Не меньше дюйма в длину!
– Его зовут Норберт, – заявил Филипп, любящим отцовским взглядом рассматривая кузнечика. – Я сделаю для него клетку, набью ее травой и поселю его в моей комнате.
– В нашей комнате, – поправила его Лилибет, – и ничего подобного ты не сделаешь.
– О, мама! Пожалуйста! Он очень воспитанный кузнечик! Дал мне поймать себя вообще запросто!
– И тем не менее. Никаких дюймовых насекомых в моей комнате, будь так добр. Даже самых воспитанных.
Нижняя губа Филиппа задрожала.
– Пожалуйста, мама! Я сам буду его кормить!
– Послушай-ка, – вмешался Роланд, не в силах видеть эту дрожащую губу. – Я с радостью поселю твоего маленького приятеля у себя. У меня нет возражений против дюймовых насекомых. Надежная клетка – и все.
Лицо Филиппа просияло.
– О, сэр! Правда? Вы его правда возьмете?
– С удовольствием, – подтвердил Роланд, – только в надежной клетке.
– Право же, лорд Роланд, в этом нет необходимости, – сказала Лилибет.
Он улыбнулся ей.
– Моя дорогая, это совершенно необходимо. Каждый молодой человек должен иметь домашнего любимца. Почему бы не кузнечика?
– Это правда, мама! Норберт будет чудесным домашним любимцем!
Роланд поднял руку и начал загибать пальцы:
– Мяса не требует. Ежедневных прогулок не требует. Никакой шерсти на мебели. Никаких луж на обюссонских коврах. – Он торжествующе потряс сжатым кулаком. – Очень подходящий любимец. Даже и не знаю, почему я сам не завел себе стадо таких. Или… или их должна быть стая?
Лилибет уже хохотала.
– Ну, замечательно. Но вам придется разбираться с клеткой самостоятельно. И будьте так добры, клетка должна быть очень надежной.
–
– Да, сэр! Я уверен, Абигайль поможет нам достать проволоку для цыплят. – Филипп помчался вперед по проходу. Его голос слышался все слабее. – Думаю, я выдрессирую его для блошиного цирка!
– О Боже, – выдохнула Лилибет.
Роланд снова взял ее за руку. Она не стала сопротивляться. Они приближались к концу ряда. Еще чуть-чуть, и они окажутся на открытом пространстве, и между ними и выложенным плитками кухонным двориком останется только небольшой лужок.
– Мы увидимся снова? – негромко спросил он.
– Зачем? – Она издала нервный смешок. – Еще одна попытка соблазнить меня?
– Если хочешь. Я буду счастлив повиноваться.
Еще один смешок.
– Ты очень стараешься, правда?
Филипп скрылся за виноградными лозами. Роланд остановился и повернулся лицом к Лилибет, взяв ее за другую руку тоже. Ее ладони были гладкими и хрупкими под его пальцами. Где-то по дороге у нее слегка сбилась набок шляпка. Он протянул руку и поправил ее, задев щеку большим пальцем.
– А у меня получается? – спросил он. Сердце в груди колотилось, ожидая ее ответа.
Ее взгляд на мгновение опустился на его губы.
– После обеда, – сказала она. – Я попрошу Франческу посидеть с Филиппом. Или Морини.
– Кто такая Морини?
– Экономка. Она не будет против.
Лилибет слегка задыхалась, ладони ее напряглись. От ее кожи пахло лавандой, дыхание было сладким. Розовые губки неотразимо манили.
В самом деле, зачем сопротивляться?
Прежде чем она успела запротестовать, он взял ее лицо в ладони и впился в губы – не легко, не вопрошающе, а так, словно пожирал нежную мякоть персика изнутри. Он ласкал ее язык, рот, атласную гладкость щек. Он вдыхал ее запах, как наркотик, несущийся по венам.
Потрясенно ахнув, она выгнула спину и отдалась его поцелую. Ее руки – Боже милостивый! – крепко, властно сжали округлость его ягодиц.
В ее горле родился голодный, рычащий звук. Роланд запустил пальцы в ее волосы под шляпкой и переступил ногами так, чтобы зажать между ними ее бедра.
– Мама!
Голос Филиппа раздался из-за рядов виноградных лоз.
Лилибет, негромко вскрикнув, отпрянула и оттолкнула Роланда.
– Иду! – хрипло отозвалась она. Ее руки метнулись к волосам, заталкивая на место шпильки, поправляя шляпку. Но взгляд не отрывался от Роланда, глаза были дикими и круглыми и такими синими, что ему хотелось в них нырнуть. – Я должна идти, – прошептала она и повернулась.