Чудес не бывает!
Шрифт:
— Разумеется, я пообедаю с тобой, Рамон, — ласково согласилась она и положила ладонь на его плечо.
В этот момент у нее не было другого выхода. Волнение Рамона было очевидным и… очень загадочным. Он снова предстал перед ней в новом свете. Казалось невозможным мысленно объединить этого страдающего юношу и жестокого воина, которого она видела утром.
В зале заиграл оркестр.
— Я должен покинуть тебя и идти к мачехе, — сказал Рамон. Мгновение он стоял неподвижно, не сводя с девушки горящих глаз. — Я позвоню тебе. До встречи.
Уходя, он бросил взгляд на приближающегося
— А, вот где вы все! — раздался веселый голос Ренаты, всегда появлявшейся вовремя. Она взяла шейха под руку и притянула к себе девушку. — Ваша жена пообещала, что сейчас будут танцы!
Битых два часа отсутствующим взглядом Мэнди наблюдала за бесконечными монотонными арабскими танцами и пением. Будь у нее другое настроение, они, возможно, показались бы ей очаровательными, но сейчас ее сердце было переполнено какими-то неопределенными опасениями, смущением и тоской. Она поняла, что ее тихая, бедная событиями жизнь закончилась и начинается совсем другая — неизвестная и тревожная.
Стивен больше не сидел среди высокопоставленных гостей, а, скрестив ноги, расположился на полу с группой молодых арабов, с которыми, казалось, нашел общий язык. Снова и снова взгляд Мэнди обращался в его сторону. Почему-то глядя на него, у нее теплело на сердце. От Стивена исходил какой-то импульс доброты, надежности и мужской силы — все это успокаивало ее мятущуюся душу.
6
За необыкновенным путешествием в Эль Хабес последовала обычная неделя, без особых происшествий и потрясений. Мэнди все время была занята: она расшифровывала записи, которые профессор привез с шурфов Стивена. Сам Стивен, устроившись наверху в своей спальне, одновременно служившей ему кабинетом, корпел над пишущей машинкой.
Рамон не звонил. Шли дни, и Мэнди почувствовала, что напряжение, охватившее ее, ослабело. Возможно, он сам понял, что их дружба ни к чему не приведет, хотя она и нравилась ему. Но если в словах Стивена по поводу матримониальных планов шейха относительно старшего сына была хотя бы доля истины, возможно, и Рамон смотрит на нее как на «маленькую мисс», которая не очень-то вписывается в его дальнейшие жизненные планы. И чем больше было увлечение ею, тем вероятнее, что ему захочется побыстрее покончить с этим.
Мэнди не имела ничего против того или иного решения, но все равно испытывала чувство сожаления. Рамон был так мил, и она не осталась равнодушной к его романтической внешности, вежливости и явному восхищению, которое он выказывал по отношению к ней. Его необычное происхождение, повадки воина только придавали ему еще большее очарование.
Если бы он исчез из ее жизни так же незаметно, как и появился, ей следовало только обрадоваться. И она уверяла себя, что рада. С течением времени она все меньше думала о нем. В памяти его образ хранился как приятный эпизод из тунисской жизни. Как цветной снимок, который она возьмет домой, и время от времени будет смотреть на него с чувством ностальгии.
Возможно, это был результат постоянного общения, но чем дальше от нее отодвигался Рамон, тем решительнее вперед выступал Стивен. Она держалась
Стивен же вел себя так, будто ничего не произошло, и каждый день перед ланчем приглашал ее купаться на пляж. Когда он в первый раз предложил сопровождать ее, Мэнди удивилась:
— Мне казалось, что ты предпочитаешь прохладную воду в утренние часы?
— Да, — согласился он, — но и второй заход после утренних часов, проведенных за пишущей машинкой, тоже неплох.
Это было резонно, и ей ничего не оставалось, как согласиться на совместный поход. Что она могла ждать от Стивена Хирона, кроме фамильярного отношения взрослого человека к маленькому неразумному существу, нуждавшемуся в его советах и наставлениях?
Тем не менее, скрывая это даже от самой себя, Мэнди наслаждалась приятными минутами, проведенными вместе в теплой голубой воде, после которых так хорошо лежать рядом на горячем песке. В это время пляж был густо усеян коричневыми телами постояльцев фешенебельного отеля «Золотые пески». Разогретые морем и солнцем, люди расслаблялись, ни о чем не думая. Казалось, солнце прожигает их до самых костей.
Мэнди наслаждалась божественным потоком тепла и света. Всем своим существом она чувствовала рядом присутствие Стивена. Загорелый, мускулистый, он лежал очень близко, положив голову на руки, и Мэнди охватывало какое-то странное волнение. Иногда они лениво перебрасывались словами, но чаще молчали. И дремлющей Мэнди эта тишина казалась самой приятной вещью на свете.
После возвращения из поездки Стивен редко обедал вместе с ней и профессором, а ездил в Тунис на своей старенькой машине. Он отговаривался тем, что не может позволить себе столь обильные трапезы из-за фигуры и предпочитает перекусить в бистро по дороге в Тунис, куда он ездит по приглашению своих многочисленных друзей по университету. Но Мэнди считала, что он проводит долгие летние вечера в обществе Ренаты.
Как-то за ланчем профессор объявил, что пришло время посетить алжирский город Тимгад, известный археологический центр Северной Африки, который мог дать обильную информацию о жизни римского общества. Там сохранились базилики, купальни, храмы, а также остатки жилищ. Утром он, оказывается, уже звонил в туристическое агентство и выяснил, что туда можно добраться либо на поезде, либо на автобусе.
— Думаю, будет гораздо лучше, — сказал он Стивену, — если ты тоже поедешь со мной, и я смогу воспользоваться твоей машиной. Это займет не больше трех-четырех дней.
— Звучит заманчиво, — согласился Стивен. — Мне хотелось бы поехать… отвлечься от бесконечного отчета, над которым я сейчас работаю.
— Думаю, что с тобой будет все в порядке, пока ты будешь здесь одна, — обратился профессор к Мэнди.
— Да, разумеется, — с готовностью сказала та, Хотя в душе была уязвлена. Ей казалось, что она нужна профессору, хотя бы для того, чтобы делать записи и снимать материал на пленку.
— Во всяком случае, скучать тебе не придется. Нужно будет привести в порядок мои карфагенские материалы, — напомнил ей профессор, словно прочитав мысли девушки.