Чудес не бывает
Шрифт:
Ну-ну, подумалось мне.
Граждане тоже несколько скептически слушали толстяка. Когда они отогрелись, я стал ощущать легкий запах чеснока и боярышника, исходящего от них.
Трое подростков жались в середке, бледные, какие-то даже больные на вид, похудевшие. Те, которых мы прогнали в свое время.
Я разглядывал их без особенной жалости. Вернее, жалея, но мстительно. Зачем ребенка обижали, мысленно говорил им я. Собаку зачем забили?
Когда начальник стражи устал расхваливать свою заботу о жителях,
Старший из стражников, почетный гвардеец, встал, отвесил деду поклон (Арбин кивнул) и начал рассказывать, показывая на парней. Оказалось, что это его дети.
Те иногда поднимались, открывая подживающие раны, и на меня косились испуганно.
Глядя на них, я с трудом сдерживал улыбку. Хотя, представив, каково им проходилось при встрече с кровожадным упырем, я невольно сочувствовал им. Бедняги!
Почтенный гражданин неторопливо, обстоятельно описывали бесчинства живого трупа. Никого, кроме этих, не кусал, ни на кого больше не нападал, а к этим и в дом залезет, и в лесу их подкараулит, и на кладбище заманит ночью! Ничего не помогает от него из арсенала известных средств.
Напуганные этим горожане решились раскопать могилу и вбить в труп кол, после чего сжечь. И нижайше просят выделить им хорошего мага, чтобы присутствовал при том, как белый конь станет определять могилу упыря. Чтобы все по правилам, официально, и никаких претензий со стороны Лиги…
Дед слушал, кивая.
–Да-да, - сказал он, когда старики закончили.
– Я как раз обсуждал ваш вопрос с Юхасом.
– Он указал на меня.
– Он - лучший. И согласен пойти с вами.
Я постарался остаться спокойным.
Я был потрясен.
Стражники высказали надежду, что, может, кто-то из преподавателей…
–Нет, - сказал дед твердо.
– Если упырь и есть, то неопасный. А Юхас справится с десятком настоящих.
Жители - делать нечего - стали кланяться.
Начальник стражи пообещал лично провести церемонию и проследить за порядком.
Дед встал и всем по очереди жал руки. Всех и каждого он лично проводил до дверей, в том числе и меня. Каждому на прощание сказал нечто утешительное, меня же просто похлопал по плечу.
–Тебе полезно, - сказал он, накинув мне на плечи свой плащ.
– Это разве упырь? Иди с Богом!
И захлопнул дверь.
Кажется, в компании я стал важной персоной. Во всяком случае, толстяк начальник подхватил меня под руку и потащил, о чем-то громко рассказывая. Только я ничего не слышал, занятый своими мыслями. Кивал головой и мямлил: "Конечно-конечно".
Шли мы долго.
Бородач оказался сальным и потливым, от него несло пивом, что раздражало меня. А его речь, слушай я ее, усыпила бы меня.
Почтенные граждане сзади нас жаловались на погоду, обсуждали цены на урожай.
Жертвы шли молча, их страх и надежда избавиться
Когда мы пришли на кладбище, народ толпился вокруг белого коня, который довольно безучастно косил глазом, принимая от детей хлеб. Матери отгоняли чад, но те возвращались снова и снова. Наверное, происходящее захватывало детский дух и заставляло, несмотря на страх, остаться. К тому же - ведь не ночь, правда? Чего бояться?
Пришел молодой священник из новой церкви.
С нашим приближением шум затих.
Народ изучал меня, я чувствовал, что с недоверием.
Впрочем, меня это мало смущало. Я увидел в толпе Тики с Микой и помахал им. Тики был бледен, Мика румян и весел.
Начальник стражи взобрался на чью-то могилу и начал речь. Он представил меня и долго говорил об объединении города и деревни. Народ деликатно помалкивал, в нетерпении переступая с ноги на ногу. Всем хотелось быстрее закончить и вернуться к делам.
Наконец приступили.
Ни разу не споткнувшегося жеребца выпустили, во множество глаз следя, какую могилу он не переступит. Священник перебирал можжевеловые четки, запах которых я слышал, так как стоял радом, и шептал молитвы.
Конь гулял по кладбищу.
Около часа за ним следили напряженно, потом, видимо, устали. Начали шептаться, а потом и переговариваться вполголоса, расселись по скамеечкам и могильным плитам.
Конь гулял себе, пощипывая травку.
Еще через час кто-то не выдержал, схватил коня за узду и стал водить по кладбищу. Тучи разошли, вышло солнце, стало тепло. Люди достали откуда-то еду, устраиваясь.
Коня водили. Я следил за ним, но пока что ни одна могила отмечена не была.
Еще через час все поели, отдохнули и вернулись к наблюдению.
Еще через полчаса конь закончил обход кладбища. Могилу определить не удалось.
Вокруг меня, начальника стражи и почетных граждан сгрудились возмущенные мужики.
Самые горячие головы предлагали вскрывать каждое захоронение, жители из солидных настаивали только на недавних могилах. Вспоминали, кого как хоронили, кто был рыжим, кто неженатым, кто и при жизни людям покоя не давал…
–Народ, - сказал я.
– Идите по домам, вас дела ждут. Сегодня ночью я разберусь с вашим упырем.
Шум поднялся больше прежнего.
Шумели долго, обстоятельно, кто-то даже засомневался, тот ли я, за кого себя выдаю. Призвали было священника окропить меня святой водой, но устыдились и не стали.
Священник ушел, горожане, еще пошумев, забрали жен и детей и ушли. Зеваки из деревни постояли, посмотрели, забрали коня и тоже ушли.
Я успел отловить Тики с Микой за спиной пыхтящего начальника стражи, который, продолжая свои речи для себя самого, шагал прочь, сопровождаемый стражниками. Все трое позвякивали.