Чудеса и Чудовища
Шрифт:
Не удержался, присел у одной из могил, положил ладонь на нагретый солнцем камень и прикрыл глаза.
Там, в нескольких футах под землёй, лежат останки неизвестного мне человека, много лет назад погибшего не то от чумы, не то ещё от какой-то неизлечимой хвори. Мне кажется, что, прикасаясь к надгробью, я отдаю последние почести незнакомцу, покинувшему этот мир задолго до моего рождения.
Ещё одна пижонская выходка, которая, впрочем, показалась мне весьма уместной.
Фарид уже поймал такси и громко говорит с водителем, размахивая
Я подошёл ближе, открыл заднюю дверь и заметил, что из-под кепки на меня уставились совсем другие глаза. Выходит, не только я соврал, представившись вымышленным именем. Этот темнокожий жук переиграл меня по всем пунктам – не просто выдумал какого-то «Фарида», ещё и создал его буквально из ничего, скорее всего прямо перед нашей встречей.
Поэтому я люблю работать с арабами – только местные шпионы владеют искусством смены лиц, да так профессионально, словно впитали его с молоком матери. Хотя, кто знает, может так оно и есть.
Фарид исчез на пороге магазинчика, в который меня привёл.
Взял причитающиеся ему деньги, коротко кивнул, сделал шаг вперёд и растворился в воздухе, обратившись песчаным вихрем.
Я моргнул, протёр глаза и решил, что буду думать, будто он успел уйти, пока я отвлёкся, стряхивая песок с ботинок. Так моя психика будет намного здоровее.
– Добрый день?
Снаружи магазинчик выглядел совсем крошечным, но внутри оказался настолько роскошным, что мог бы посоперничать с лучшим ателье Лондона, в котором побывать мне довелось всего лишь раз и то в спешке, поэтому доверять моим впечатлениям не стоит.
Натёртый до блеска пол, выложенный чёрно-белой плиткой, белоснежные стены, ровные ряды вешалок с традиционными арабскими одеждами. Как же они называются? Тоба? Кандура? Говорила мне мать, что нужно уделять больше времени образованию, но… Ладно, ладно, ничего такого она мне не говорила.
Из арки выпорхнул темноглазый мужчина с покрытой головой. Несмотря на объёмный живот двигается он так, будто парит в полуметре над землёй.
Не сказав ни слова, он схватил белоснежную тобу (про себя я решил, что буду называть эту одежду именно так) и протянул её опешившему мне.
– Думаете, мне пойдёт? – С сомнением спросил я. – Вы говорите по-английски?
Арабский язык остаётся для меня тайной за семью печатями, зато я могу сносно изъяснятся на французском, немного хуже на немецком, а на русском просто блестяще. Последний, кстати, пару раз выручал меня из довольно скверных ситуаций.
– Знаете, я всё же предпочёл бы что-то менее арабское. – Сказал я, возвращая тобу хозяину магазина.
Пока мы с Фаридом ехали сюда, я оценил свои шансы и решил, что становиться незаметным мне никак нельзя. Успех операции напрямую связан с моим умением эпатировать публику и приводить в восторг дам всех возрастов.
– Мне нужна рубашка, – заявил я. – Рубашка и корсет.
Чтобы одеть меня, Нуфейлю пришлось
Пока черноволосый Тамим бегал по городу, собирая родственников всех мастей, я сидел в мягком кресле и пил чай, наслаждаясь лёгкой музыкой.
Марракешская жара осталась за стенами, в магазине прохладно и уютно, о чём ещё может мечтать уставший путник?
О шаре, прикреплённом к жезлу графини Софии, конечно же.
Я убедил себя, что достать его будет не труднее, чем отобрать конфетку у не слишком умного ребёнка, но эта уверенность может стоить мне карьеры и репутации. София уже обыграла меня, прихватив драгоценную безделушку с собой вместо того, чтобы хранить её в сейфе или под матрасом.
Мой заказчик серьёзный человек, настолько серьёзный, что, если я вдруг облажаюсь, лучше бы мне освоить арабский фокус со сменой лиц. Спокойная сытая жизнь для меня закончится в тот миг, когда слухи о неудаче достигнут ушей Коллекционеров.
Лёгкий перезвон колокольчиков вернул меня к реальности, я отпил остывший чай и приветливо улыбнулся взмокшему Тамиму.
Следом за мальчишкой в магазин вошёл грузный мужчина, а за ним ещё два араба, несущих сундук, обитый тканью.
Нуфейль громко что-то сказал, раскинул руки и обнял брата. Они расцеловались, перекинулись парой слов и повернулись ко мне. Что ж, пришла пора подобрать костюм для вечера, от исхода которого зависит моя жизнь.
Меня провели в комнату с зеркальными стенами, поставили на небольшой пьедестал и велели замереть. Я с радостью подчинился – обожаю, когда за меня работают другие люди.
Салим осторожно открыл сундук и извлёк из него очередную белоснежную тобу. Я тут же замотал головой и жестом остановил его.
Нуфейль прикрикнул на брата, смею думать, обвинил его в слабоумии, ведь я несколько раз объяснил, что арабская одежда мне не нужна.
Пожав плечами, Салим наклонился к сундуку и вытащил из него рубашку, один вид которой привёл меня в восторг.
Я стащил свой льняной наряд и передал рубаху Тамиму. Мальчишка бережно принял её и положил на диван. Какие аккуратные люди, вы только посмотрите!
«Роскошь», – вот что я подумал, едва прикоснувшись к рубашке. Роскошь на грани разорения.
Лёгкая ткань, не похожая ни на хлопок, ни на шёлк. Полупрозрачная, невесомая, с объёмными рукавами, которые английские портные называют «епископскими». Простой стоячий воротник, элегантный силуэт – я потерял голову как только надел это чудо портняжной мысли.
Жестом потребовал подать мне брюки. Нет сил смотреть как льняные штаны портят неописуемую красоту моего нового одеяния.
Нуфейль и всё его семейство смотрят на меня с ужасом – конечно, никому из них в голову не придёт так вырядиться. Они даже не догадываются, что именно такую реакцию мне нужно вызвать у людей, которые соберутся в «Сияющем ирисе» этим вечером.