Чудеса за третьей дверью
Шрифт:
Фигура нерешительно сделала к ним шаг, стали видны руки, такие же длинные и такие же худые, как ноги. Тонкие пальцы, в которых, похоже, было четыре, или даже пять, фаланг, осторожно отодвинули с головы капюшон, приоткрывая краешек лица. Степан, к рукам которого отчасти вернулась подвижность, осторожно сжал ладонь Ники, предостерегая её от вскрика — но девушка и сама понимала, что это было бы невежливо по отношению к стоящему перед ними.
Существо едва ли можно было назвать красивым. Пожалуй, кто-то счёл бы его даже уродливым: широкий жабий рот, едва
И всё-таки могущественный повелитель призраков и звёздных котов не выглядел ни злым, ни опасным. Скорее робким. Существо неуверенно подождало, но, видя, что они не кричат и не убегают в страхе, полностью откинуло капюшон, позволяя людям и фейри рассмотреть своё лицо. Создавалось впечатление, что оно само считает себя ужасным уродцем, и очень этого стыдится. Хотя чем дольше Степан всматривался в лицо их спасителя, тем симпатичнее казался ему этот новый, незнакомый ещё, представитель волшебного мира.
— Бугул-Ноз, — выдохнул стоявший рядом с хозяином Руй, и низко поклонился.
— Бугул-Ноз, — повторил за ним поклон Дуфф, левая рука которого висела плетью.
Существо нерешительно улыбнулось и что-то пролопотало. Ника и Степан почтительно поклонились, и мужчина сказал:
— Спасибо вам.
Бугул-Ноз снова залопотал. Речь его была мелодичной, и при этом совершенно непонятной — хотя сам он, похоже, прекрасно понимал сказанное на французском. Люди неуверенно переглянулись, но на помощь им пришёл Руй.
— Простите, Древний, они не знают нашего языка, — домовой посмотрел в глаза Степану. — Он благодарит вас.
— За что? — непонимающе спросил человек, переводя взгляд с лютена на их защитника. Бугул-Ноз что-то сказал, и широким жестом руки обвёл всё вокруг.
— За то, что вы поступили, как истинный хозяин. Вы готовы были отдать свою жизнь за тех, кто вам дорог.
Степан сглотнул подступивший к горлу комок, не зная, что на этот ответить. Потом, чувствуя, как вдруг защипало глаза, всё-таки сказал:
— Но ведь это я виноват. Всё это — последствия моего поступка. Не отдай я кровь, не проснулись бы теурсты, не погиб бы никто из лесного народа.
Бугул-Ноз изобразил недоумение — на его лице шевельнулись маленькие бровки. Потом он медленно, давая Рую возможность спокойно перевести сказанное, произнёс несколько фраз.
— Не проснулись бы теурсты, но не проснулся бы и лесной народ. Не проснулся бы лесной народ — не было бы праздника весны. Не было бы праздника весны — не проснулся бы сам Древний.
Только усилием воли Степану удалось избежать того, чтобы рот у него широко раскрылся в изумлении.
— Не проснулся бы лес Кенекан и пустоши Лискюи, не проснулась бы древняя Арморика. Разве вы хотели бы, чтобы всё это вновь погрузилось в сон? Или не просыпалось вовсе?
Степан обвёл
— Нет, — покачал головой человек.
Широкий лягушачий рот растянулся в улыбке. Степан полез во внутренний карман, достал оттуда деревянного волка, и протянул его Древнему. Тот с интересом взял фигурку своими тонкими пальцами, осторожно повертел, осматривая со всех сторон, и поставил себе на ладонь.
— Мне бы хотелось поблагодарить вас. И мне бы хотелось, чтобы эта фигурка больше никогда не стала приманкой для злых духов или фейри.
Большие чёрные глаза весело прищурились. Вдруг Бугул-Ноз подмигнул Степану, накрыл волка второй ладонью, а когда снова поднял её, деревянная фигурка ожила. Волк, оскалившийся и изготовившийся к бою, покрутился на ладони, но, не найдя противника, успокоился, и улёгся, свернувшись клубком. Ника ахнула в восторге.
Высокая фигура натянула на голову капюшон и исчезла, словно её не было.
Глава 22. О брауни и троллях
Солнце сияло на безоблачном небе, лёгкий ветерок играл в ветвях деревьев. На верхней террасе сада, расстелив на молодой травке пледы и раскидав на них подушки, нежились обитатели шато. Раны, нанесённые когтями и зубами призрачных гончих, не оставили видимых следов на теле, но где-то внутри этих незримых отметин засел могильный холод. Солнечное тепло понемногу выгоняло его, тянуло наружу из тела, словно глубоко впившиеся занозы — но дело шло очень медленно. Они уже несколько часов принимали солнечные ванны, однако все полученные укусы и царапины саднили немногим меньше, чем ночью.
Степан смотрел на спящую Нику, рядом с которой свернулся клубочком большой рыжий кот. Время от времени лицо девушки чуть хмурилось, словно хороший сон сменялся не слишком хорошим, но под весенним солнцем и в окружении друзей ни один настоящий кошмар так и не посмел сунуться к ней.
Вспомнив что-то, Степан перевернулся на живот и потряс за предплечье Дуффа. Гоблин с недовольным видом приоткрыл один глаз.
— Та картина Соваж, помнишь? Которая так понравилась Нике? Ты ещё сказал, что это может быть просто пенёк в овраге. Но это ведь был Бугул-Ноз?
— Понятия не имею, — пробурчал Дуфф, собираясь задремать снова. Степан чуть настойчивее тряхнул его за плечо, и гоблин, тяжело вздохнув, сел.
— Вы, люди, иногда просто невыносимы! — выдал он свой вердикт. — Неужели ты думаешь, что я на раз-два должен распознавать любого фейри или духа, и немедленно выдавать на них полную характеристику со всей подноготной?
— А он фейри или дух? — полюбопытствовал Степан.
— Он — Древний, — Дуфф посчитал, что этим всё сказано, но человек не отставал.