Чудесная чайная Эрлы
Шрифт:
Слова застревали в горле, сердце билось часто. Я торопливо утопила взгляд в чашке, будто надеясь найти ответ в узоре чаинок на дне.
– Нет, я не был женат, – спокойно ответил Рейн. – Это некрасивая история. Расскажу тебе, если хочешь.
– Хочу.
Я спрятала дрожащие руки на коленях и приготовилась слушать, зная, что его рассказ причинит мне боль. Но Рейну было куда больнее. На челюсти выступили желваки, кожа вокруг его шрама натянулась и побелела, глаза стали мрачными.
– Мне было девятнадцать, – размеренно начал он. – Юнец, решивший, что его цель в жизни – нести справедливость и карать преступников. Минул год, как я рассорился
Рейн на миг прикрыл глаза, а мне стало сложно дышать. Да, я его понимала. Сама прошла через подобное. Но все же мне было проще. Я не бунтарь по натуре, а мои якоря, – мои друзья, – всегда оставались со мной. У меня была тихая гавань, моя чудесная чайная.
– Я полюбил Фианну. Ее мать поощряла мои ухаживания. Тогда я был лишь патрульным, но все же хорошего старого рода, сын знаменитого отца, и мои мать и брат – люди небедные. Фианна желала, чтобы я с ними помирился и вернулся в семью. Я принимал ее хлопоты за любовь и стремление сделать меня счастливым.
Рейн говорил все медленнее. Жутковато и больно было смотреть ему в глаза. Его лицо превратилось в маску, рассеченную трещиной – шрамом.
– Фианна сообщила, что ждет от меня ребенка. Я немедленно сделал ей предложение и подал начальнику прошение вступить в брак. Начальник нехотя дал «добро», а мать расплакалась, когда узнала. Фианна была из низов, поденщица-швея. Ходила по богатым домам и обшивала чужих людей. Мать в сердцах кричала, чтобы я не смел показываться ей на глаза с такой женой, и загодя отреклась от внука. Но я стоял на своем. Наступил день свадьбы – очень скромной. Мы должны были лишь зарегистрироваться в ратуше. Но и этого не случилось. Утром комната Фианны оказалась пустой, исчезли и ее вещи. Осталась записка: «Прости, я передумала. Мы друг другу не подходим. Не ищи меня». Ее мать сутки молчала – давала Фианне время скрыться, боялась, что я кинусь за ней по следу и верну. Все же ей пришлось признаться. Фианна встречалась не только со мной. Был у нее и другой ухажер, сын богатого торговца. Она уехала с ним, потому что поняла, что с полицейским ей не светит зажиточная и спокойная жизнь.
– Но ребенок?!
– Я искал Фианну. Возможностей у меня тогда было немного. Мать Фианны спустя несколько месяцев сообщила, что Фианна родила дочь. Сопоставив некоторые факты, я пришел к выводу, что отцом ребенка все же был я, – деликатно объяснил Рейн. – Но что факты! Я понял, что стал отцом. Попробую объяснить... В ночь, когда родилась та девочка, я проснулся от странного чувства. Как будто где-то далеко вспыхнула новая звезда и обожгла меня жаром. Ты знаешь, занятие магией развивает восприимчивость к тонким материям, в магах силен голос крови, поэтому я не могу отмахиваться от тех ощущений.
Я кивнула. Да, и это мне знакомо. Мой собственный голос крови твердил – мои родители живы. Если бы я чувствовала, что они мертвы, мне было бы легче простить их и любить безусловно.
Рейн продолжил. Его голос был сух, словно он зачитывал показания.
– Многие отцы легко отказываются от своих детей. Я же не смог отказаться от ребенка, которого никогда не видел. Продолжал упорно идти по следу Фианны, чтобы найти и забрать свою дочь. Вряд ли мужчина,
Он невесело усмехнулся.
– Вот моя история потерь, Эрла. Ты сказала, что я стремлюсь скорее вернуться в столицу. Это верно. Но не только из честолюбия. Мне нужно быть там, чтобы продолжить поиски. Здесь у меня связаны руки.
– Мне очень жаль, – сказала я тихо. – Я понимаю тебя, Рейн. Ты вынужден сидеть в нашей дыре, вместо того, чтобы искать дочь.
Рейн нетерпеливо помотал головой. Его рука, лежавшая на столе, сжалась в кулак.
– Эрла, позволь объяснить больше. Мне не нравится ваш город. Но я рад, что оказался здесь. По многим причинам. Да, я комиссар полиции и служу закону, но прекрасно знаю, как несправедлив он бывает. Я давно растерял юношескую романтику и сейчас просто стараюсь делать свою работу хорошо. Защищаю людей, в том числе и от закона. Он как слишком строгий и близорукий родитель, который всех вокруг видит виноватыми и щедро раздает наказания. Я стараюсь действовать разумно и терпим к людским ошибкам. Но если вижу, что ошибка может причинить вред другим – действую так, как должно, и не даю поблажки.
Рейн упрямо нахмурился, потянулся через стол и взял мои руки в свои.
– Эрла, воображаю, каким ты меня видела все это время. Честолюбивый, холодный полицейский, который манипулирует людьми, чтобы закрыть дело, так?
– Не совсем. Я знаю, что ты не подлец.
– Это хорошо, – он улыбнулся. – Тебя расстроило мое признание. Ты думала, что я не имею других обязательств, кроме как служебных, и не имею других привязанностей.
– Да, – нехотя призналась я. – Но я глубоко тебе сочувствую, Рейн. Ужасно пережить предательство, потерять ребенка и любимую женщину.
– Судьба Фианны меня не заботит, – сказал Рейн жестко. – От моей любви к ней ничего не осталось. Если любовь вообще была... Свою дочь я никогда не видел и даже не знаю, как ее зовут. В письмах мать называла ее «Мышка». Многие сочтут странным мое стремление вернуть ее.
– Я не считаю это странным. Ты должен продолжить поиски.
– Сейчас я уже не стремлюсь вернуться в столицу как можно скорее с галочкой об удачном завершении сложного дела. Потому что у меня появился новый якорь. Ты, Эрла. Я хочу помочь тебе не только потому, что тебя несправедливо обвинили. Хочу защитить тебя от преступника и от твоих собственных заблуждений. И хочу стать частью твоей жизни. Если, конечно, ты позволишь.
Я слушала затаив дыхание. Теперь Рейн говорил мягко, с ноткой грусти. Он просил позволения заботиться обо мне. Он назвал меня своим «якорем»!
Это не было любовным признанием, да и оно не было мне нужно – я не была к нему готова. Но все же его слова сильно меня поразили. Как и прочее, что он рассказал мне до этого. Рейн был гордым и скрытным человеком, и все же он обнажил передо мной душу.
Мои щеки залил жар, грудь теснило, в голове кружило от волнения. Ладони Рейна сжимали мои руки нежно, но твердо. Меня сильно волновало, как при этом Рейн смотрел на меня. Я опустила взгляд, стараясь скрыть смятение.