Чудесное наследство. Книга 3
Шрифт:
– Ну вот, теперь можно и в путь отправляться! Тупсифокс, мне, пожалуй, будет тесновато в кармане твоей курточки, я лучше сразу в карман плаща господина Кракофакса заберусь, там попросторнее.
– Плащ в чемодане, – напомнил ему Пугаллино.
– Чудесно! – обрадовался Пикник. – В компании сидеть веселее, чем одному!
И он, лениво переваливаясь с боку на бок, заковылял к лежащему на полу чемодану.
– Вы меня не раздавите ненароком? – спросил мышонок, плюхнувшись с размаха на дядюшку. – Погибнуть в столь юном возрасте мне вовсе не хочется!
– Это
Мы с Пугаллино просунули в чемоданную ручку палку и, ухватившись за нее по разным сторонам (чтобы нести груз на одном уровне, я вынужден был поднять руки высоко вверх, а моему другу пришлось опустить их вниз), мы потащили тяжеленную ношу к выходу. Миновав пустынный двор и пройдя под каменной аркой, мы вышли на улицу и направились к автобусной остановке.
– Хорошо, что вы догадались съесть продукты, – пропыхтел, обливаясь потом, Пугаллино. – А то бы и их пришлось нести!
– Да, – пропыхтел я в ответ, не желая разочаровывать друга, – мысль нам Пикник подкинул неплохую. Если бы он еще шел пешком, а не лежал сейчас в чемодане, эту мысль можно было бы назвать даже блестящей!
Пройдя с пол-квартала, мы остановились, чтобы сделать передышку. Кнедлик, который бежал рядом с нами, тоже присел на минутку на тротуар.
– Гав? – тихо гавкнул он, глядя мне в глаза сочувствующим взглядом. – Ты еще не надорвался, хозяин? Шансы надорваться у тебя большие!
И тут меня осенило, я вспомнил, что дядюшка перед тем, как забраться в чемодан, вручил мне пол-сотни гнэльфдингов. Так, на всякий случай…
– А не поймать ли нам такси? – спросил я Пугаллино. И сам же ответил на свой вопрос: – Конечно, нужно поймать! Во-первых, не опоздаем на поезд, а во-вторых, сохраним здоровье.
Через каких-то пятнадцать минут мы были уже на привокзальной площади. Расплатившись с водителем такси – я дал ему тридцать гнэльфдингов, – наша компания выгрузилась у здания вокзала, и Пугаллино по моей просьбе побежал искать носильщика. Вскоре тот был найден, и мы, весело насвистывая бодрый мотивчик, двинулись к нашему вагону. Носильщик внес бесценный груз прямо в купе, и я, не скупясь, отвалил ему целых пятнадцать гнэльфдингов.
– Благодарю, малыш! – козырнул мне довольный гнэльф. – Ты, оказывается, совсем не жаден!
– Просто я рад, что не остался калекой! – улыбнулся я ему в ответ и побежал на платформу прощаться с Кнедликом и Пугаллино.
С песиком мы простились «по-папуасски»: потерлись друг о друга носами, нежно ворча при этом что-то нечленораздельное. С Пугаллино просто обнялись и крепко пожали руки.
– Надеюсь, Тупсифокс, ты не зазнаешься и не задерешь кверху нос, когда станешь настоящим волшебником? – спросил меня мой приятель гнэльф.
– Что ты! – поспешил я его успокоить. – У меня и так нос смотрит в небеса, а тогда он совсем загнется ко лбу! Нет, Пугаллино, мне
Мы еще раз пожали друг другу руки, я чмокнул Кнедлика в нос и запрыгнул в тамбур. Проводник закрыл дверь, и состав через мгновение тронулся с места.
– Возвращайся скорее, Тупсифокс! – донесся до меня с платформы приглушенный крик Пугаллино. – Мы тебя очень любим и будем ждать с нетерпением!
Я хотел тоже крикнуть в ответ ему что-нибудь доброе и нежное, но не успел, и медленно побрел в свое купе, понурив голову и роняя на грудь скупые мужские слезы…
Глава четырнадцатая
Когда дядюшка узнал, что мне пришлось потратить на такси и носильщика сорок пять гнэльфдингов, то он очень расстроился.
– Ты знаешь, сколько стоит билет от Гнэльфбурга до Мерхендорфа? – спросил он у меня, вылезая из чемодана на лавку и пробуя распрямиться в полный рост (его все-таки здорово скрючило, пока он лежал, не шевелясь, в тесном узилище). – Он стоит ровно пятьдесят гнэльфдингов! И я терплю все эти муки не ради собственного удовольствия, а ради нашей экономии!
– Я понимаю, – опустил я виновато глаза перед свежеиспеченным мучеником, – вот возьми, пожалуйста, сдачу…
Я протянул дядюшке монетку в пять гнэльфдингов и залез на лавку.
В купе, кроме нас, других пассажиров, к счастью, не было, и мы могли вдоволь разговаривать, не повышая, правда, голоса. Но Кракофакс, еще немного поворчав насчет моей ужасной расточительности, напомнив в сотый раз, что из таких, как я, вряд ли когда-нибудь получится настоящий пуппетролль, с тяжелыми вздохами и причитаниями вскарабкался на верхнюю полку и улегся там, как король, вытянув с блаженством ноги.
Пикнику хорошо спалось и в чемодане. Постелив себе вместо перины дядюшкин плащ, он сладко дремал, сцепив на круглом, как мяч, животе передние лапки. Иногда он вздрагивал во сне и, причмокнув, бормотал: «Только сунься, рыжая бестия! Сразу хвост выдерну!» Наверное, ему мерещилась та страшная кошка, которая чуть было его не слопала во время циркового представления. А может быть, он воевал во сне с каким-нибудь другим монстром – этого я не знаю.
Отодвинув аккуратно в угол чемодан и прикрыв крышку, я подумал: «Пожалуй, мне тоже надо немного вздремнуть. А потом проводник принесет чай и…» Я не успел додумать свою мысль до конца, как моя голова сама собой опустилась на краешек чемодана, и я заснул крепким-прекрепким сном.
…Разбудил меня тихий и, как мне показалось, немного смущенный дядюшкин голос:
– Тупсифокс, проснись, я хочу тебе кое-что сказать…
Я открыл глаза и увидел склоненное над моим лицом лицо Кракофакса.
– А? Что? – спросил я спросонок. – Уже приехали?
– Нет, нам еще ехать и ехать…
– Сейчас утро или вечер? – снова спросил я, увидев за вагонным окном только черноту и мрак.
– Скорее, ночь. – Дядюшка немного помялся и вновь произнес: – Мне нужно в туалет, Тупсифокс. Я нуждаюсь в твоей помощи…