Чудесное посещение

Уэллс Герберт Джордж

— Вы пригласили его погостить на неопределенный срок? — сказала леди Хаммергеллоу в то время, как великая мысль быстро принимала в ее уме отчетливую форму.

— Да, я совершил… может быть, по оплошности, такую… такую…

— И вы не знаете, откуда он?

— Не знаю совершенно.

— И я полагаю, не знаете, кто его отец? — таинственно добавила леди Хаммергеллоу.

— Не знаю, — сказал Викарий.

— Но-но! — сказала шаловливо леди Хаммергеллоу и, поднеся к глазам лорнет, вдруг ткнула Викария трубкой в бок.

— Моя дорогая леди Хаммергеллоу!

— Я

так и предполагала. Не подумайте, что я буду вас винить, мистер Хильер. — Она засмеялась самодовольным циничным смешком. — Мир есть мир, мужчина есть мужчина. И бедный мальчик — калека, да? Это в своем роде кара. Я еще утром заметила… Мне это напомнило «Алую Букву» Готорна. Мать, как я понимаю, умерла. Это, пожалуй, к лучшему. Нет, в самом деле, я женщина широких взглядов — я вас уважаю за то, что он у вас есть. В самом деле уважаю.

— Что вы, леди Хаммергеллоу!

— Не отрицайте, вы только все испортите. Для женщины, знающей свет, здесь все совершенно ясно. Ах, эта миссис Мендхем! Она мне смешна со своими подозрениями. Какая дикая мысль… для жены священника! Но это случилось, надеюсь, до того, как вы приняли сан?

— Леди Хаммергеллоу, вы ошибаетесь. Поверьте мне.

— Мистер Хильер, ни слова! Я знаю. Говорите, что вам угодно, вы ни на йоту не измените моего мнения. И не пытайтесь. Я и не подозревала, что вы такой интересный мужчина!

— Но это подозрение невыносимо.

— Мы станем вместе помогать ему, мистер Хильер. Можете на меня положиться. Это необычайно романтично. — Она источала благоволение.

— Но, леди Хаммергеллоу, вы должны меня выслушать!

Она решительно отняла от уха трубку и, прижав ее к груди, затрясла головой.

— Я слышала, Викарий, у него большой музыкальный талант?

— Заверяю вас самым торжественным образом…

— Я так и думала. И будучи притом калекой…

— Вы введены в жесточайшее…

— Я подумала, что если он в самом деле так одарен, как говорит эта Джехорем…

— Это — самое несправедливое подозрение, какое только падало когда-либо на человека!

— Впрочем, я всегда была невысокого мнения о ее уме.

— Как можно в моем положении! И разве мое доброе имя так мало весит?

— Пожалуй, можно будет испробовать его в качестве исполнителя.

— Разве я… (А что толку?.. Провались оно все!)

— Итак, дорогой Викарий, предлагаю: предоставим ему возможность показать нам, на что он способен. Я все обдумала, пока ехала сюда. В ближайший вторник я устрою у себя небольшой прием — для людей с хорошим вкусом, и пусть он придет со скрипкой. Так? И если пройдет удачно, я посмотрю, не смогу ли я ввести его и в другие дома, и мы, что называется, станем его продвигать.

— Но леди… леди Хаммергеллоу!

— Ни слова больше! — отрезала леди Хаммергеллоу, все еще решительно прижимая трубку к груди и стиснув в руке лорнет. — Я, право, больше не могу — лошади застоялись. Кетлер так не любит, когда я их заставляю слишком долго стоять. Ему, бедному, очень скучно бывает ждать, если нет поблизости кабака. — Она направилась к дверям.

— Черт возьми! — сказал Викарий вполголоса. Он еще ни разу

не произнес этих слов с того часа, как принял сан. Судите по этому, в какое расстройство может привести человека появление в его доме ангела.

Он стоял под верандой и следил, как отъезжала карета. Казалось, мир вокруг разваливается на куски. Неужели он напрасно тридцать с лишним лет вел добродетельную, целомудренную жизнь? Подумать только, на какие вещи считают его способным эти люди! Он стоял и смотрел на зеленую ниву напротив, на разбросанную по склону холма деревню. Они казались достаточно реальными. И все-таки — впервые в жизни — у него явилось странное сомнение в их реальности. Он почесал подбородок, повернулся и медленно поднялся по лестнице в свою гардеробную и долгое время сидел, не сводя глаз с какой-то желтой ткани.

— «Знаю ли я, кто его отец»! — сказал он. — А он, бессмертный, он парил в своем небе, когда наши предки были еще сумчатыми… Хотелось бы, чтобы сейчас он был рядом.

Он встал и пощупал ризу.

— Интересно, откуда у них берутся такие вещи, — сказал Викарий. Потом подошел к окну и стал смотреть. — Мне думается, все на свете чудо, даже восход и закат солнца. Мне думается, нет ее, несокрушимой основы всякой веры. Но есть у человека некий установленный порядок принятия всего сущего. И вот он нарушен. Я как будто пробуждаюсь для невидимого. Какая-то из странных странная неуверенность. Никогда со дней моей юности я не чувствовал себя таким смятенным, внутренне неустроенным.

Дальнейшие приключения Ангела в деревне

— Теперь все в порядке, — сказал Крумп, кончив перевязку. — Это, несомненно, проделки памяти, но сегодня ваши отростки кажутся мне совсем не такими большими, как вчера. Наверно, они меня слишком тогда поразили. Оставайтесь, позавтракаем вместе, раз уж вы здесь. Полдник, знаете, да? А потом ребятишки уберутся опять в училище до самого вечера.

— Я никогда в жизни не видел, чтобы рана так хорошо заживала, — сказал он, когда шел с Ангелом в столовую. — У вас кровь и плоть, наверно, чертовски чисты и совершенно свободны от бактерий. Какой бы дрянью ни была набита ваша голова, — добавил он sotto voce [9] .

9

вполголоса (итал.)

За завтраком он пристально наблюдал за Ангелом, и разговаривал, стараясь побольше выведать как бы между прочим.

— Вас не утомило вчерашнее путешествие? — сказал он вдруг.

— Путешествие? — удивился Ангел. — Да, крылья как-то онемели.

(…Его не собьешь, — подумал Крумп. — Придется, видно, войти в его игру.)

— Так вы почти всю дорогу летели, а? И ни на чем не ехали?

— Не было никакой дороги, — объяснял Ангел, набирая горчицу. — Я летел по ходу симфонии с несколькими Гриффонами и Огненным херувимом, и вдруг настал сплошной мрак, и я оказался здесь, в вашем мире.