Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями
Шрифт:
Не успел Смирре опомниться, а из чащи леса уже вылетел второй гусь. Он летел так же низко и так же медленно.
Смирре изловчился и прямо взвился вверх. Уж теперь-то глупая птица не уйдёт от него!.. Но удар пришёлся по воздуху, и гусь как ни в чём не бывало скрылся за деревьями.
Через минуту показался третий гусь. Он летел вкривь и вкось, как будто у него было перебито крыло.
Чтобы не промахнуться снова, Смирре подпустил его совсем близко – вот сейчас гусь налетит на него и заденет крыльями.
Прыжок – и Смирре уже коснулся
Потом из чащи вылетел четвёртый гусь, пятый, шестой… Смирре метался от одного к другому. Глаза у него покраснели, язык свесился набок, рыжая шерсть сбилась клочьями. От злости и голода он ничего уже не видел, он бросался на солнечные пятна, на свою собственную тень и впопыхах погнался даже за бабочкой.
Тем временем белый гусь Мартин подлетел к Нильсу и, бережно сняв его с ветки, понёс к озеру.
Там, на большой льдине, уже собралась вся стая.
Увидев Нильса, дикие гуси радостно загоготали и захлопали крыльями. А старая Акка Кнебекайзе выступила вперёд и сказала:
– Ты первый человек, от которого мы видели добро, и стая позволяет тебе остаться с нами.
Глава IV
Новые друзья и новые враги
1
Пять дней летел уже Нильс с дикими гусями. В общем, птичья жизнь была ему по душе: уроков учить не надо, гусей пасти не надо, хворост таскать не надо. Летишь себе и летишь! Синему небу конца-края нет, воздух лёгкий, прохладный, будто в чистой воде в нём купаешься. А земля внизу вся как на ладони. Только и дела – гляди по сторонам. Всё само так и бежит тебе навстречу – и горы, и реки, и города, и деревни.
Надоест смотреть вниз, можно смотреть вверх. Это тоже интересно. Облака точно взапуски гонятся за стаей: то догонят её, то отстанут, а то вдруг собьются в кучу и снова разбегутся, как барашки по полю.
Не заметишь, как и день пройдёт.
А настанет ночь, Нильсу и тут мало забот: всегда готова для него тёплая пуховая постель под крылом у Мартина.
Только вот беда – есть нечего. Дикие гуси вылавливали для Нильса самые лучшие водоросли и самых больших головастиков, но Нильс никак не решался отведать такое угощение.
По ночам ему снилось, что он один съедает полный чугунок горячей рассыпчатой картошки, потом целую миску киселя и запивает всё тёплым парным молоком.
Да всё это только во сне! А чуть проснёшься, опять есть хочется.
Случалось, что ему везло, и в лесу, под сухими листьями, он находил прошлогодние орешки. Правда, сам он не мог их разбить. Он нёс их Мартину, закладывал ему в клюв, и Мартин раскалывал твёрдую скорлупу лучше всяких щипцов. Дома Нильс почти так же
Но орехов было очень мало.
Чтобы найти хоть один орешек, Нильсу приходилось целый час бродить по лесу, пробираясь сквозь жёсткую, прошлогоднюю траву, увязая в сыпучей хвое, спотыкаясь о хворостинки.
На каждом шагу его подстерегала опасность.
Однажды, когда, вооружившись корявым сучком, он разгребал кучу сухих листьев, на него вдруг напали муравьи. Целые полчища огромных пучеглазых муравьёв окружили его со всех сторон. Они кусали его, обжигали своим ядом, карабкались на него, залезали за шиворот и в рукава.
Нильс отряхивался, отбивался от них руками, топтал ногами, но пока он справлялся с одним врагом, на него набрасывалось десять новых.
Когда он прибежал к болоту, на котором расположилась стая, гуси даже не сразу узнали его – весь он, от макушки до пяток, был облеплен чёрными муравьями.
– Стой и не шевелись! – закричал ему Мартин и стал быстро-быстро склёвывать одного муравья за другим.
2
Целую ночь после этого Мартин, как нянька, ухаживал за Нильсом.
От муравьиных укусов лицо, руки и ноги у Нильса стали красные, как свёкла, и покрылись огромными волдырями. Глаза затекли. Тело ныло и горело, точно после ожога.
Мартин собрал большую кучу сухой травы, чтобы Нильсу было помягче лежать, а потом обложил его мокрыми липкими листьями, чтобы его не мучил жар.
Как только листья подсыхали, Мартин осторожно снимал их клювом, окунал в болотную воду и снова прикладывал к больным местам.
К утру Нильсу стало полегче, ему даже удалось повернуться на другой бок.
– Кажется, я уже здоров, – сказал Нильс, тяжело охая.
– Какое там здоров! – проворчал Мартин. – Ни носа, ни глаз совсем не видно, всё распухло. Ты бы сам не поверил, что это ты, если б увидел себя. За один час так растолстел, будто тебя год чистым ячменём откармливали.
Кряхтя и охая, Нильс высвободил из-под мокрых листьев одну руку и распухшими, негнущимися, как чурбашки, пальцами стал ощупывать своё лицо.
И верно, лицо было как надутый футбольный мяч. Нильс с трудом нашёл кончик носа, затерявшийся между вздувшимися щеками, почесал ухо, которое выросло, как лопух, и торчало где-то в стороне, а вовсе не там, где ему полагается; хотел протереть глаза, но никак не мог до них добраться.
– Может, надо почаще менять листья? – робко спросил он Мартина. – Как ты думаешь? А? Может, тогда скорее пройдёт?
– Да куда же чаще! – сказал Мартин. – Я и так всё время взад-вперёд бегаю. И надо ж тебе было в муравейник залезть!