Чудесный сад
Шрифт:
Бай в досаде спрыгнул с седла, приблизился к старухе и, нагнувшись, заорал:
— Не проходил ли, спрашиваю, тут!.. — и не договорил.
Старуха с невероятным проворством сшибла его с ног и накинула ему на голову свой жаулык. В тот же миг перепуганный бай услышал раскатистый смех, топот коня и плеск воды.
— На помощь! — завопил бай. — Меня душит албасты!
Дрожащими руками он наконец стянул с головы тряпку, но лучше бы ему не видеть того, что он увидел!
Драгоценный его скакун стоял на другом берегу, а на нём, чуть держась в седле от
— Вот, батыр мой, и осилил я тебя без боя. Признаёшь ли мою победу? — покатывается Алдар-Косе.
— Признаю, — мычит «батыр», багровея от ярости. — Верни только коня, Алдар-Косе.
— Конь твой мне не нужен. Перебирайся вплавь или вброд, как знаешь, на эту сторону и забирай коня.
Что было делать баю? Разулся он, разделся донага и полез, бедняга, в мутную речку. Вдоволь нахлебался воды, пока выбрался на отмель.
А Алдар, дождавшись, когда он ступит на берег, взвизгнул, как джинн, и, вздёрнув коня на дыбы, снова кинулся в воду.
Брызги окатили и ослепили бая, а когда он протёр глаза, то так и уселся на песок от отчаяния: Алдар-Косе, перемахнув реку, спешился, не торопясь подобрал его одежду, связал её в узел и, помахав на прощанье с седла рукой, пропал в степном мареве…
Было всё это утром, а за полдень конь бая, весь взмыленный, без седока, с одеждой хозяина, притороченной к седлу, влетел, храпя, в аул. Поднялась тревога. Дружки бая, вооружившись кто чем, помчались на поиски своего пропавшего предводителя. Вскоре они заметили в степи человека. Голый и босой, ковылял он в сторону аула, то и дело подскакивая на колючках. По росту и дородности всадники ещё издали узнали приятеля. Окружили его, закидали вопросами:
— Что случилось? Кто тебя так опозорил? Неужели Алдар-Косе?
Но бай, потупясь в землю, молчал.
С того дня точно подменили задиру-бая. Стал кроток, как ягнёнок, мягок, как войлок. А если ему иногда приходила охота по-прежнему покуражиться над людьми, то достаточно было сказать только: «Алдар-Косе», и он сразу съёживался и притихал.
Как Алдар-Косе заступился за песню
Наигрывая на домбре и беззаботно распевая, ни шагом ни рысью подъезжал Алдар-Косе к большому аулу. Выбежали к нему навстречу люди, замахали руками:
— Замолчи, Алдакен, замолчи! В нашем ауле петь нельзя.
— Нельзя петь? — приподнялся в седле Алдар. Это почему же? Печально жилище без хозяина, ещё печальней поселение без песни. Или у вас какое несчастье?
— Сущее несчастье, дорогой, — хуже чёрной оспы… Поселился в нашем ауле мулла. Скоро год, как приехал, а убираться, по всему видно, не собирается. Есть тут один богомол, ходжа Юсуп, у него-то и гостит мулла. Гостит у Юсупа, а жрёт-пьёт всё наше: скоро вконец разорит аул. Сидят два бездельника по целым дням над кораном и нас заставляют молиться да поститься. Запретили нам петь, запретили шутить и смеяться. Живём, как в мечети: ни ребятишкам поиграть, ни молодёжи позабавиться, ни старикам порадоваться на детей. Не то что за песню, за улыбку мулла грозит карой пророка и вечными
— Плохо живёте, — потемнел Алдар-Косе. — Нет на свете лютее злодейства, как заткнуть рот песне. А что вы скажете, если я попробую выпроводить муллу из аула?
— Халва тебе в рот, сто лет тебе жизни за такие слова, джигит! Выдворишь муллу — возвратишь нам свет и радость.
— Тогда покажите-ка мне, где остановился мулла.
Подъезжая к юрте ходжи Юсупа, Алдакен откашлялся, набрал воздуху и завел гнусавым голоском:
— Во имя аллаха единого, всесильного, всемилостивого, всеблагого, всеведающего, господина миров, промыслителя, властного на всякую вещь, предвечного, премудрого, преславного, преблагосклонного, совершеннейшего…
Из юрты вывалился приземистый человек в чалме, неуклюжий, как сундук, и сердито спросил:
— Что тебе надо, приезжий?
— Позвольте узнать, — стал кланяться Алдар-Косе, — не вы ли благочестивый ходжа Юсуп, украшение правоверных?
— Да, это я, — несколько мягче ответила чалма.
— А не у вас ли, благочестивый ходжа, гостит преподобный мулла, вернейший из служителей пророка?
— У меня гостит. Зачем он тебе?
— Благодарение аллаху, — закатил глаза Алдар-Косе, — что я отыскал, наконец, достопочтенного муллу! Я привёз святому отцу подарок, — громко, чтобы слышно было в юрте, продолжал он, — отличный подарок, какого он ещё ни от кого не получал. Прошу, ваша милость, передайте ему вот это…
Тут Алдар-Косе, свесившись с седла, влепил ходже такую оплеуху, что тот едва удержался на ногах.
Ходжа от неожиданности лишился дара речи, а Алдакен хватил коня камчой — и был таков.
Держась за щеку и отводя глаза от муллы, злой-презлой вернулся ходжа Юсуп в юрту. Мулла так и прилип к нему взглядом. Он сразу приметил, что в руках у ходжи ничего нет, и решил: «Припрятал, мерзавец, подарок за пазухой».
— Кто это приезжал? — насторожившись, спросил мулла.
— Приезжал какой-то нечестивец, — мрачно пробубнил ходжа.
— Нечестивцы не воздают хвалу аллаху, — раздражённо возразил мулла. — И что же он сказал тебе?
— Стоит ли повторять слова всякого грешника.
Мулла окончательно уверился, что ходжа хитрит с ним.
— Ты считаешь грешником того, кто почитает своего муллу и по внушению аллаха привозит ему подарки? Не лукавь! Я ведь слышал весь ваш разговор. Сейчас же давай сюда подарок!
Ходжа побагровел от гнева, но сдержался.
— Клянусь пророком, я не могу сделать этого, святой отец. Не требуй от меня невозможного.
— Как? — остервенился мулла. — Ты хочешь присвоить достояние своего гостя, бедного муллы? Нет уж, кого-кого, а меня тебе не облапошить. Выкладывай, что украл! Не то прокляну тебя, вероотступник, и ты будешь гореть в адском огне!..
У ходжи ещё гудело в голове от оплеухи, а от брани муллы он совсем потерял рассудок:
— Ты хочешь, глупый мулла, получить то, что передал тебе тот висельник? — Юсуп шагнул вперёд. — Так получай же!..
И он с размаху закатил мулле пощёчину.