Чудно узорочье твое
Шрифт:
— Неужели померещилось?
Лида потерла глаза, помассировала виски, прислушалась и расслышала легкое колыхание воздуха. Ветер? Нет, это шаги, кто-то или что-то шагало по петляющей раскисшей дороге: «шмяк — шмяк — шмяк». Только сейчас Лида заметила, что ее собственные ботиночки обхватывает жирная грязь. Нужно бежать назад, к лагерю. Лида вырвала ногу из жижи, и это «чвак» показалось оглушительно громким.
А из узкой полосы тумана выплыло белое пятно, оно двигалось прямо в ее направлении. Теперь уже не было никаких сомнений в материальности объекта. Зверь? Человек? Силуэт уплотнился. Человек, высокий
— Ну, не могла же я завернуть не туда? Здесь же только одна дорога? Где тут можно заблудиться? — всхлипнула Лида, чувствуя, как подступает дикий страх.
Что же делать? Может, крикнуть? Митя проснется, услышит. А если тот услышит раньше? У правого плеча над дорогой нависло корявое дерево.
— Мы его проезжали вчера! Выходит, я мимо лагеря пролетела, нужно назад вернуться.
Лида развернулась, пускаясь обратно.
— Только я могу влипнуть в такую дурацкую историю, — начала она себя ругать, чтобы взбодриться и унять страх. — Да куда же все подевались? Спрячусь и подожду, пока тот пройдет.
Она залезла в подлесок и присела в ожидании, потянулись минуты, но никто не появлялся. «Но тот должен же был уже пройти, или он куда-то свернул, а, может, снова померещилось, сумерки же, все не тем кажется?»
Лида вылезла, зябко потирая плечи.
— Студено как-то… Ай, мама!!!
Она чуть не налетела на высокого человека и тут же отшатнулась, отбегая на десяток шагов.
— Эй, ты кто?! — не нашла ничего лучшего, как громко с угрозой произнести Лида, вжимаясь в заросли кустарника.
Человек остановился, не пытаясь приблизиться, но ничего не ответил. Секунда, вторая, третья.
— Ты что, немой?! — разозлилась на затянувшееся молчание Лида.
— Я Николай Колмаков, — четким молодым голосом отозвался незнакомец. — А вы от Грабаря?
— Д-да, — опешила Лида.
— Меня Петр Дмитриевич встретить вас на станции послал, но, видно, я опоздал.
Лида выдохнула и отделилась от кустов. Человек приблизился. Лицо в тени елей плохо просматривалось, кажется, молодой мужчина, без бороды. Одет в крестьянскую полотняную рубаху, как у Макарыча, через плечо торба, на ногах кирзачи.
— Меня Лидией зовут, — пролепетала Лида, — Скоркина.
— Дмитрий Александрович с вами? — спросил Николай ровным тоном.
— Да, все под телегой спят, — наугад указала Лида в сторону ельника, и, о чудо, рассмотрела свою палатку и мерно качавших шеями лошадей.
— А вы, товарищ Скоркина, почему не спите? — голосом тетушки упрекнул Николай. — Здесь не самое лучшее место для прогулок, особенно ночью.
— Я же далеко не отхожу, — кинулась оправдываться Лида, чувствуя железную правоту этого Колмакова. — А если бы я погулять не вышла, вы бы, между прочим, мимо прошли, — нашла она единственный, оправдывающий ее аргумент.
— Тут не поспоришь, — охотно согласился Николай.
Они пошли к лагерю.
— Колька, ты, что ли? — радостно принялся хлопать по плечу друга Митя. — А Петр Митрич?
— Пыхтит, как всегда, загонял
— Отцепишься от них, — буркнул Митя.
— Это я уже понял, — в тон ему отозвался Колмаков. — Намучаемся с таким приданым.
Лида обиделась. Этот Колмаков оказался еще хуже приторно-галантного Плотникова, с его излишними любезностями.
[1] Клавдия Николаевна Рябова, 1909 г.р., деревня Казарино, Кич-Городецкий район, Вологодская область — Шёв мой милой бережком // https://pesni.guru
Глава II
Суета
Добраться к обеду не удалось, дорогу сильно развезло, приходилось по возможности в траве объезжать лужи и выталкивать телегу из липкой жижи. Чтобы облегчить лошадям и без того трудную задачу, в конце концов малый отряд спешился, и даже Макарыч спрыгнул с козел и повел измученных лошадок под уздцы, нашептывая им что-то ласковое.
Лес сменился широким лугом в речной пойме, пару раз заходил дождь, но не сильный, скорее нудный в своей настойчивости.
Митя с Колмаковым подталкивали телегу сзади, упираясь в дубовые бока, и порядком умаялись. Вначале они бойко обсуждали результаты экспедиции, о чем-то негромко спорили, но под конец выдохлись и шли молча, смахивая пот тыльными сторонами ладоней. Тощий Плотников предлагал поменяться, но так робко и издали, что его никто не слушал.
А этот Колмаков при свете дня оказался вовсе и не красавцем. Лет двадцати пяти, может, чуть больше. Обветренное, покрытое бурым загаром скуластое лицо, узкий подбородок, русые с рыжиной коротко стриженные волосы, белесые брови, голубиными перышками выделяющиеся на загорелой коже, серые с хитрым прищуром глаза, курносый нос и тоненькие усики над верхней губой. Пожалуй, Плотников, ежели его выпроводить в баню и обрядить в чистую одежду, будет даже посимпатичнее.
«Так что все равно, что он там обо мне думает», — сделала выводы Лида и успокоилась. Зине на ухо она в красках рассказала о своих ночных злоключениях, ожидая понимания и сочувствия.
— Тебе поменьше следует сказок читать, чтобы ничего не мерещилось, –сделала обидный для Лиды вывод подруга.
— Да при чем здесь сказки?! — разозлилась Лида. — Я их слышала, как вот тебя.
— Кого их? — прищурила Зина левый глаз.
— Ну, девушек этих, что смеялись и пели.
— Я же и говорю, с таким воображением, как у тебя, и не такое померещится.
— Какое там воображение, нет у меня никакого воображения, — проворчала Лида.
— На вот, лучше семечек погрызи, — высыпала Зина в тонкую ладонь Лиды черную горку.
Ну, что с нее взять, с этой материалистки до кончика ногтей. Пока сама не услышит, не поверит, а то и саму себя откажется понимать.
Первой уставшие путники увидели церковную колокольню, она плавно выплыла из луговой травы и по мере приближения начала расти, устремляя в небо сизую маковку. Затем стали появляться крыши разбросанных по округе домов. И никаких тебе сараев, хозяйственных построек и даже заборов — один большой в два этажа дом, под двухскатной гонтовой крышей, за ним уходящий к реке огород и в стороне маленькая клеть бани.