Чудо-цветы

Гребёнкин Александр Тарасович

Возвратясь в крохотную комнату квартиры Санстон, Харита уселась, заложила ногу за ногу и стала листать купленную книгу.

Стояла звенящая тишина. Вдруг раздался скрип открываемой двери. В комнату медленно вошёл кот и, подняв хвост, принялся ходить вокруг стула Хариты, мурлыча с полным сознанием важности вещей, сообщаемых им девушке, но она не поняла его.

Тогда кот вспрыгнул к ней на колени и, мурлыча уже более явственно и нервно, достиг результата. Харитой овладела какая-то непонятная тревога. Она опустила кота на

пол, встала и вынула из кармана висящего на стене плаща небольшой револьвер.

Вокруг всё было тихо и спокойно, лишь в форточку доносился шум листьев, топот копыт и звонок трамвая.

Оставив револьвер под затрёпанным дамским журналом лежавшем на столе, Харита стала прислушиваться. Ей почудились шаги в коридоре и щелчок повёрнутого ключа.

Харита села и взяла в руки книгу.

В дом вошла старуха, пропустив впереди себя рослого и крепкого мужчину средних лет в отличном сером в клетку костюме. Его круглое лицо увенчивала чёрная борода, а узкие восточные темноватые глазки масляно блестели.

Харита отложила книгу и встала навстречу гостю.

– Вот, познакомьтесь, Харита, с господином Асмодеем Гайбером. Он торговец мясом и очень солидный, состоятельный, всеми уважаемый человек, и ему нужна бонна к мальчику. Я думаю вам удобно будет переговорить с глазу на глаз, - сказала старуха Санстон.

Кот зашипел на гостя, и Санстон, схватив его за загривок, вышла, оставив Хариту наедине с гостем.

– Приятно с вами познакомится, - промолвил Гайбер, ослепительно улыбаясь.
– Ну - с, будем дружить?

Мясник склонил голову набок, ухмыльнулся и развёл большие волосатые руки, как будто играя в жмурки.

– Не знаю, какая выйдет из меня бонна, - краснея от смущения сказала Харита, - но я действительно согласна поступить на любое место. Сколько лет вашему мальчику?

– О, он очень большой! Громадный! Великан-мальчик!
– воскликнул Гайбер, придвигаясь к Харите так, что она отстранилась.

– Не понимаю, - сказала Харита, и сердце её упало.

Дверь приоткрылась, и старуха Санстон шепнула Гайберу:

– Мы одни, окна и двери заперты.

И она тут же скрылась.

– Я думаю, мы можем познакомиться поближе, - сказал Гайбер и шагнул вперёд. Он обнял Хариту за плечи.

Нашарив сзади себя на столе револьвер, который лежал под журналом, Харита толкнула дулом в жилет Гайбера, едва внятно проговорив:

– Взгляните, что у меня в руке.

Мясник вздрогнул с открытым ртом. Отступая, он держал руки обращенными ладонями к дулу, а когда хлопнул дверью, за стеной раздались его проклятья:

– Вы, старая гадина, должны знать, за что беретесь!

– Я знаю, за что я берусь, - дребезжал голос Санстон.
– А от вас тоже многое зависит, - как и что...

Харите стало мерзко и противно находиться здесь. Она кинулась собирать свои немногочисленные пожитки.

В это время перебранка за стеной окончилась,

с визгом захлопнулась дверь. Вероятно, мясник оставил квартиру.

Тихо вошла старуха и присела, звеня спицами.

– Взбалмошный, но хороший человек, - бормотала она, считая петли чулка.
– Вот так всегда - сначала напугает, а потом просит прощения.

Нахмурив брови Харита возилась с замочком небольшого чемодана.

– Прощайте, бабушка Санстон, - сказала она наконец, забрасывая на плечо вещевой мешок.
– Я вас не забуду.

Старушка глянула на неё мышиным взглядом.

– Значит, расстаёмся?
– раздражённо сказала она.
– А жаль, давно у меня не ели свежего мясца, не зажимали рта ладонью; давно не слышала я визга и писка. Убирайся! Пусть ты станешь калекой, ослепнешь, пусть волосы твои вырвет под забором бродяга.

Харита тяжело вздохнула.

– Бабушка, бабушка, сколько вам лет?

– Семьдесят, милочка, семьдесят!

– Как же вы будете умирать, бабушка Санстон?

– Лучше, чем ты, бродяга!
– вскричала старуха и, окончательно рассвирепев, вытолкала Хариту на улицу.

Девушка, утерев слезы, принудила себя дышать ровнее и твёрдой, решительной походкой зашагала прочь от дома.

***

Был тихий вечер. Заря уже легла бриллиантом на тёмно-синий бархат неба.

Харита шла по аллее вдоль стройного ряда пирамидальных тополей, время от времени останавливаясь, чтобы отдохнуть. В голубеющей дымке вечера уже зажглись сиреневые фонари. Едва - едва пахло светильным газом и ванилью. Мимо шли нарядные весёлые люди, наверное, с какого-то концерта или торжества. Кое-кто присматривался к странной одинокой девушке, бредущей по улице.

Группа бодрых моряков позвала её с собой:

– Эй, красавица, пойдём с нами! Мы только причалили и будем весело отдыхать! У нас есть деньги, а тут неподалёку хорошая пивная "Весёлый краб"! Мы тебя щедро угостим!

Но Харита лишь махала рукой, виновато улыбаясь сквозь слёзы. И только оставшись одна в глухом уголке парка на скамейке под липами, она дала волю слезам.

Спустя час девушка подошла к больнице и зашла в приёмный покой.

Заметила знакомую рыженькую медсестру. Гедда Ларсен настороженно смотрела на неё.

– Посетителей не пускаем, - строго сказала она.
– Если вы к доктору, то он уже ушёл.

Харита умоляюще посмотрела на неё.

– А вы не могли бы передать записку моему отцу? Клаус Ферроль.

– Да, я помню...Вообще-то не положено...

Харита смотрела умоляющим взглядом.

Гедда задумалась, поджав губы.

– Ладно пишите.

"Хозяйка прогнала меня, она - сводня", - писала девушка.
– "Отец, если ты чувствуешь себя лучше, то пойдем куда-нибудь, а если не можешь, то напиши, что я должна теперь делать".