Чудо-цветы
Шрифт:
– Я её закончу и подарю вам.
– Спасибо, - поблагодарила Харита.
– Позвольте угостить вас нашим домашним вином, - сказал Фабиан.
– Есть ещё замечательный пирог с изюмом и яблоками, который печёт только моя мама. Я заварю липовый чай.
– С удовольствием, - улыбнулась Харита.
– Приглашайте.
Они сидели в беседке и пили пахучий чай с пирогом. В cаду выводили рулады птицы, и ветер едва колебал ветки яблонь и вишен.
– Скажите, а что вас подтолкнуло писать такие необычные картины, откуда такие сюжеты?
–
Фабиан вздохнул, задумался, немного поморщив чистый и ясный лоб.
– Быть может этому способствовал один случай. Как-то я приехал в гости к одному моему другу. Вообще у меня мало друзей, но с Максом Доггером я сдружился во время учёбы в училище. Был он человеком необычным. Незаурядный художник, он много читал и фантазировал, придумал какую-то свою философскую доктрину, которой не хотел ни с кем делиться.
Позже наши пути разошлись. Я слышал, что он женился и осел в сельской глуши. Помню, он ещё в юные годы всё нахваливал сельскую идиллию.
И вдруг я получаю от него письмо с просьбой приехать. С некоторым трудом я добрался до его имения - пришлось ехать через луга и лес.
Его жилище - добротный дом, окружённым узким палисадом, полным цветов. Вокруг росли плодовые деревья.
Я увидел изменившегося Макса Доггера - курчавого здоровяка в парусиновой блузе и в таких же брюках. Под стать ему была и его жена Эльма - крепкая, пышущая здоровьем блондинка с несколько сонным взглядом.
Макс обо всём охотно рассказывал, показывал своё хозяйство - огород, оранжерею, парники, разную домашнюю живность. Он меня угостил парным молоком. Я пил молоко из жестяной кружки и меня не покидало чувство некоей нарочитости. Во всех его рассказах проскальзывала едва ощущаемая горечь. Я спросил его, счастлив ли он?
"Да, я счастлив. Меня окружает светлый покой и это всё, что мне надо", - отвечал, как мне казалось, уверенно, а потом забрал у меня пустую кружку и неторопливо отнёс её на прежнее место.
Завтрак был неприхотлив и прост: яйца, сыр, молоко, хлеб, зелень. Доггеры сидели рядом: их предупредительность и приветливость, естественная простота их движений, улыбок, взглядов обвеяли меня подкупающим ароматом счастья.
Я заговорил с ним об искусстве. Увлечённо рассказал о новой картине Алара, художника, чьи картины любил. Я ждал от него поддержки.
"Я не люблю искусства", - кратко заметил Макс, отведя взор. Его жена посмотрела на него, затем на меня и улыбнулась.
Помню меня это поразило - ранее, в бытность свою студентами, мы были неистовыми поклонниками искусства.
И тут вдруг Доггер разразился длинной речью. Он утверждал, что искусство - это зло, потому что его основная тема - красота, но ничто не приносит столько страданий, как красота.
Я с ним спорил, утверждая, что красота есть и в жизни, её можно и стоит отображать, но, помню, он сказал в ответ такую фразу: "Фабиан, у меня душа сейчас другая. Я стою за порядок, за постоянство
Растерявшись, не зная о чём говорить, я быстро нашёлся и стал рассказывать о новых концертах скрипача и певца Седира.
"Я не люблю музыки, - безапелляционно сказал Доггер, очищая яйцо.
– Позволь предложить тебе козьего сыру".
Я проглотил фразу, замолчал. А его жена улыбнулась и сказала, что у неё с мужем сходные взгляды.
Помню, что я пытался что-то объяснить и возражать, но Доггер неизменно останавливал меня, бесцеремонно переводя разговор на другое.
Мне стало скучно и неинтересно, и я уже подумывал о том, как бы поскорее покинуть имение, но внезапный отъезд был неудобен.
К счастью, Доггер предложил прогулку на лошадях. Он показал мне поля с сочными растениями, луга, веселящие глаз ярким цветением. Потом мы заехали в лес, в самую его глубину.
Здесь, под сводами старых деревьев, было глухо и прохладно, как в колодце. Макс почти без умолку рассказывал о волках, медведях, змеях, жабах и летучих мышах. Пока Эльма не сказала: "Макс, я хочу домой. Я не люблю леса. Терпеть не могу сумерек".
"Согласен с тобой, дорогая. Я чувствую себя хорошо только дома", - вторил он ей с какой-то быстрой готовностью и задором.
Во всём этом чувствовалась какая - то тайна.
Вечер быстро промелькнул, и вскоре хозяева попрощались, а меня пригласили в отведённую мне комнатку в левом крыле дома. Помню, сама остановка комнаты была простой, неприхотливой и уютной: мебель из некрашеного белого дерева, металлический умывальник, чистые занавеси, тёплая постель, зеркало в простой раме, цветы на окнах, массивный письменный стол; чугунная лампа. Ничего лишнего!
"Да, - подумал я.
– "Руссо бы позавидовал Доггеру".
Я сидел на кровати и думал. Какими мы были молодыми, дерзкими, задорными и счастливыми ещё несколько лет назад! Какие строили планы! Что с нами происходит? Понятно, многие люди мечтают о хорошей, светлой и здоровой жизни, но почему яркий пример такой жизни лишён крыльев очарования? Вроде всё образцово, чисто, красиво и полезно, но как-то незначительно... Ведь так хочется сказать: "Ах, я был ещё на одной выставке! Там есть такая чудесная картина! ... Или поделиться впечатлением о прочитанной книге и услышать горячую поддержку в ответ... Или увлечься чудесной, обогащающей душу музыкой! Или насладиться стихотворением...
Так я размышлял, а затем, откинув одеяло, хотел было лечь, но услышал за дверью странные шаги. Кто-то шёл так, как ходят обыкновенно ночью, когда в доме все спят: напряженно, легко. Я поневоле вслушивался.
Шаги стихли в конце коридора. Я стал гадать- кто это мог быть? Едва ли Макс: он говорил, что сон его крепок, как у солдата после сражения. Быть может слуга? И куда он шёл, если моя комната последняя, а далее дверей совсем не было - тупик с высоким закрытым окном в сад, но шаги замерли именно в этом месте.