Чудо для Алисы
Шрифт:
– Решили сэкономить и отпраздновать два торжества одним застольем? – Ироничные слова Мира словно вбивают острые гвозди в мое задетое самолюбие.
– Давай не будем? – отмахиваюсь я. – Готовься быть дружком на свадьбе.
Мир отодвигает бокал с недопитым коньяком и устремляет взгляд на сцену. Она озаряется маленькими потолочными светильниками. Из-за кулис выплывают две девушки в украинских национальных костюмах и паренек в синих атласных шароварах и льняной белой рубашке с вышивкой. Невысокая румяная брюнетка небрежно отбрасывает ленты венка с плеч и поднимает аккордеон, лежащий в углу сцены. Парень встает рядом
Голос певца звучит чисто и громко, словно колокольчик.
Ты постой, постой, красавица моя,Дай ты наглядеться, радость, на тебя [4] .Мы с Миром несколько минут наблюдаем за происходящим на сцене. Наш интерес к выступлению давно остыл, и мне не терпится возобновить разговор. Мир опрокидывает в себя остатки коньяка и глухо произносит:
– Ты совершаешь ошибку, Рябинин. Можешь дать мне по роже или обвинить в несуществующей ревности, но от своего мнения я не отступлюсь.
4
Слова Д. Глебова (прим. редактора).
– Мне неинтересно твое мнение, – отвечаю я резко.
– Послушай, когда-то мы оба были влюблены в Аллочку…
– Не можешь простить, что она выбрала меня? – выдавливаю я.
– Мои глаза открылись раньше, – гневно произносит Мир. Вокруг его прищуренных синих глаз разбегаются мелкие морщинки. – Твое желание добиться Аллу – просто каприз отверженного мальчика. Вы же совсем разные, Богдан…
– Хватит! – Я с силой ударяю ладонями по столу. – Не смей, слышишь? Или я не посмотрю, что ты мой друг!
Воздух между нами накаляется. Мир замолкает и переключает внимание на сцену, где девушки кружатся, взявшись за руки.
– Прости, Богдан, – тихо произносит Мир. Я так возмущен его откровениями, что не сразу понимаю смысл его слов. – Это твое дело и твоя жизнь. Прости… Не знаю, что на меня нашло…
– Поехали, отвезу тебя домой, – я вздыхаю. – Ты всегда говоришь правду, но здесь…
– Я больше ни слова не скажу, Рябина! Женись на Аллочке, если тебе так хочется…
Вечер тихий и морозный, снег непрерывно валит, засыпая деревья и тротуары мерцающим белым серебром. Мир садится на переднее сиденье моей машины и снимает заснеженную шапку. Закуривает. Мы молчим, двигаясь между высотками. Я отходчивый и уже забываю о нашей стычке, но только собираюсь открыть рот, чтобы спросить Мира о чем-нибудь, он произносит:
– Она не любит тебя. Делает все по указке своей мамаши. Тебе придется угождать Римме Сергеевне всю жизнь, проглатывать ее унижения и контроль, и не дай бог…
Я крепче сжимаю руль, едва сдерживая подступающий гнев. Он кипятит кровь, заставляя сердце биться чаще. Я хочу заткнуть Миру рот, заставить пожалеть о непрошеных словах. Засранец нагло косится на меня, пользуясь тем, что я управляю машиной.
– Ты же обещал молчать, придурок? – прерываю его словесный понос злобным шипением. Я прибавляю скорость и резко сворачиваю с пути, ныряя в арку между двумя сталинскими пятиэтажками по улице Федосеева. Не позволю, черт возьми!
Глава 3
– Рябина-а-а-а-а! – Мирослав подскакивает с места и хватается за руль, проворачивая его вправо.
Я бью по тормозам, чувствуя, как от капота старины Бэна отскакивает что-то мягкое и легкое. Страшное предчувствие леденящим холодом пробегает по спине: я сбил человека. От резкого торможения машину несет, шины старины Бэна протяжно визжат, безрезультатно цепляясь за гладкую, как каток, поверхность дороги.
– Отвали! – кричу я, остервенело сбрасывая руки Мира, вцепившиеся в руль.
Краем глаза замечаю засыпанный снегом газон под окнами пятиэтажки. Машина проворачивается и грузно оседает на палисаднике. Низкий металлический заборчик скрипит, сгибаясь под тяжестью старины Бэна.
Мы с Миром одновременно выскакиваем из машины. Площадка перед въездом в арку освещается двумя уличными фонарями. Их тусклый светло-желтый свет отражается от заледеневшей, накатанной поверхности дороги. Мир опасливо озирается по сторонам – вокруг ни души. В ночном морозном воздухе хаотично кружатся снежинки, где-то за поворотом слышатся стуки колес проезжающего трамвая и шорох шин автобуса, людские голоса. Мы словно отрезаны от окружающей действительности длинными стенами арки.
Я бросаюсь к лежащему на дороге человеку, на негнущихся ногах балансируя на обледеневшей дороге. Облегченно вздыхаю, видя, что он шевелится. На мое плечо ложится рука Мира, когда я наклоняюсь к пострадавшему. Девчонка. Шапка сползла набок, ярко-оранжевая куртка расстегнута, длинный шарф змеится по влажной поверхности дороги.
– Отойди, Рябинин, я все-таки врач, – деловито произносит Мир. Он опускается на колени и сует пальцы под воротник водолазки девушки.
– Ай! Черт! – Мир сгибается от удара коленкой в пах и валится на бок.
– Отстань, придурок! – Девчонка резво вскакивает на ноги, тревожно оглядываясь по сторонам. На нас она даже не смотрит. – Хью… Вилли… Джесси… – зовет она. В ее голосе звучат тревога и слезы. Она бездумно закручивает грязный мокрый шарф вокруг шеи, напряженно вглядываясь в темноту.
К ночи метель усиливается, кружа снежинками над головой. Ветер треплет длинные каштановые волосы девушки, заплетенные в косы. Шапка остается лежать на земле. В ее глазах стоят слезы, поблескивая в свете серебристого ломтика луны и уличного освещения.
– Гастарбайтерша чокнутая! – отряхивается Мир, злобно посматривая на взволнованную девчонку. – Рябина, у нее черепно-мозговая травма, как врач тебе говорю! Ну ты и встрял, брат! Скорее всего, эта дворничиха без документов, – говорит он мне.
– Что-о-о?! – взрывается девчонка. Она снимает перекинутую через плечо текстильную цветную сумку, замахивается и с силой обрушивает ее на голову Мирослава. – Ах ты же…
Я испытываю сладкое удовлетворение, наблюдая за тем, как Боголюбова лупят. Отхожу на два шага, позволяя девчонке совершить справедливое возмездие над хамом. Ей-богу, сегодня он это заслужил!