Чудо где-то рядом. Сказки обыденной жизни
Шрифт:
Леськина блузка была совсем выношенной, с плохо отстиранными пятнами кетчупа и оторванным воротничком. Зоя осторожно надрезала краешек блузки и отпрянула, увидав заплаканное лицо дочери. Беременная Леська стояла на кухне перед горой грязной посуды и утирала слезы. Ее возлюбленный лежал на диване, запрокинув голову. Дочь что-то крикнула ему, он не отреагировал. Она швырнула в него тарелкой и схватила телефон. Когда в Зоиной квартире раздался звонок, она уже знала, кто звонит. Спокойно выслушав стоны и рыдания дочери, жалобы на то, что она больше так не может, что ненавидит его и себя, саму жизнь, Зоя скомандовала:
– Собирай вещи и бегом в аэропорт. Что он кричит? Угрожает? Что значит не пустит? Пусть попробует! Убьет, говорит? Скотина! А мы его сейчас отрежем! В каком смысле? А в прямом! Жалеть не будешь? Точно? Ах, еще и наркоман! Что же ты молчала, господи! Не клади трубку!
Зоя подхватила Леськину блузку и быстро заработала
– Мамочка, он не шевелится!
– Не дышит? – замирает Зоя. – Проверь.
– А вдруг очнется, он же уколотый!
– Ладно, давай бегом на такси и в аэропорт. Деньги есть? Записывай номер «Визы»…
Зоя перевела дыхание, только когда узнала, что дочь вылетает ближайшим рейсом. Она собрала обрезки блузки, предварительно сделав еще парочку надрезов, проливших свет на ближайшее будущее ее дружка – смерть от передозировки. А у Зои скоро появится внучка, абсолютно здоровенькая и очень хорошенькая. Зоя спрятала в коробочку ножницы и засобиралась в аэропорт встречать своих девчонок.
На этом можно было бы и закончить новогоднюю сказку с почти счастливым концом, ведь он мог быть гораздо хуже, но вскоре по городу поползли слухи. Все только и говорили о таинственном парикмахере, который владеет секретом омоложения. Еще говорили, что стрижка избавляет от лишних килограммов, лечит депрессию, алкоголизм и наркоманию. Женщины становятся неотразимыми, а мужчины сильными. К Зое выстраивалась очередь на год вперед. Она открыла свой салон «Два кольца, два конца». Стригла сама, а вокруг вились помощники. Зоя разбогатела и похорошела. У нее не было отбоя в поклонниках, многие звали замуж, но она не спешила. Ждала настоящую любовь. Как-то вдруг из Сибири приехали по делам Тамара с мужем. Тамара взахлеб рассказывала Зое удивительную историю. Партнер мужа попытался организовать покушение, и если бы не инсульт, разбивший злодея прямо во время подготовки, то все – мужу была бы крышка.
– А нашли его на снегу в длинном пальто с зажатой в руке перчаткой, – закончила Зоя.
– А ты откуда знаешь? – выкатила глаза Тамара.
– Так ножницы те, что ты прислала…
– А причем тут ножницы?
– Ты что, не знаешь? Сама же писала – поосторожнее.
– Ну острые были, вот и писала. А что с ними такое?
– Тамарочка, ты мне новую жизнь подарила, а я тебе жизнь твоего мужа спасла. Волшебные они….
– Так, мать, я ими год резала – и никакого волшебства, только что не тупятся. Железка, видимо, особенная.
Зоя задумалась и не стала спорить. Возможно, Тамара не хотела признаваться, что отослала их от греха подальше. А может, действительно, только в руках профессионала происходит чудо. Как бы там ни было, Зоя знала, что самые банальные истины – самые сложные. Все знают, что семь раз отмерь, – а режут вслепую. Мелькают острые лезвия, никого, ничего не жалея. Отрежешь – не склеишь, а если и да – швы останутся. Так и ходим с рубцами на душах. Одна надежда на новогоднюю ночь. Чудеса еще иногда случаются.
Диван
Наконец кончилась зима. Это произошло примерно в мае. И тут же без перехода, всяких там оттепелей и капелей шарахнуло жарой. Деревья трещали от лопавшихся почек, покрываясь буйной зеленью, трава прокалывала еще не до конца стаявший снег, а люди всех возрастов сбрасывали шерсть и мех, подставляя голые животы и коленки яркому солнцу. Все это напоминало съемку в режиме time lapse. Здорово это на экране получается – за пару минут солнце описывает дугу с востока на запад, день сменяет ночь. Цветок распускается и увядает. Листики, шевелясь, вылупляются, растут, как вдруг скукоживаются, желтеют и вот уже полетели. А тут и дождь полил, но на глазах загустел и уже крошится снежной пылью, метет, воет. Как вдруг опять солнце, и все полилось, размякло, растопило… Зима – лето. Восход – закат. Тик-так, клик-клак. Стоп. Все, приехали. Конец фильма.
Алексей Маркин – опытный кинооператор, знал, как делаются подобные фокусы в кино. Еще он знал, как красиво выстроить кадр, куда посветить, где шторку поставить, а куда отражатель. Его глаз всегда умудрялся найти точку и угол, откуда все может выглядеть иначе – не буднично-скучно, а с эдакой изюминкой, чуть-чуть интереснее, внезапнее. Особенно ему удавались кадры, снятые одним планом, широко, долго, с рассмотренными по ходу деталями. Умел он мазнуть глазом, вроде мимоходом, а потом повернуться и пристально вглядеться в муху, сверкнувшую изумрудом на солнце, в пятно плесени на стене, похожее на карту мира. А его знаменитые «белые на белом» голуби на окне, за которым заснеженный город, стали просто хрестоматийными. В живописи, например, такого художника, как Алеша,
В жизни тоже кое-какая проблема имелась с натурой этой неуловимой. Женщины проходили мимо, пробегали, не повернув головы. Только если навстречу выбежать, поймать, остановить и попросить выслушать, но удавалось это редко. Своего отражения он не помнил и потому часто не узнавал коренастого, плохо выбритого парня в растянутом свитере и дырявых джинсах, насуплено глядящего на него с зеркальных поверхностей витрин, лакированных боков автомобилей и мельхиора хорошо начищенных чайников. «Конечно, не красавец, – думал Алеша, – но бывает и хуже. Не старый, не толстый, не лысый, как Аракелян – продюсер наш хренов. А девицы возле него какие, с ума сойти можно. И чем он их заманивает? Деньги, конечно, красят, но он же скупой как черт. Говорят, что у женщин чутье на суперсамцов, может, Аракелян секс-гигант? Да нет, в прошлом году он в киноэкспедиции на Алтае устроил скандал в аптеке, что виагра была несвежая. Так за что же его женщины любят? Ладно, любят и любят. А вот за что меня не любят?»
Алексею Маркину перевалило далеко за тридцать, но семьей он пока не обзавелся. Оно и лучше при его профессии. Он вроде геолога из советской мифологии – мотался по стране, забывая родной дом ради золотой жилы сюжета для документального кино. А дом его теперь пуст. После смерти мамы он сдает одну комнату в квартире на Крещатике, а другую отпирает на время своего возвращения. Комната его напоминает склад ненужных вещей, из которых половина не его, а маминых. Рука не поднялась выбросить. Он и диван ее любимый перетащил к себе. На нем он в детстве раскладывал игрушки, в юношестве валялся, сгрызая тонны яблок и зачитываясь фантастикой, а однажды чуть не разломал со своей семнадцатилетней подружкой в процессе совместного прочтения «Камасутры». Пришлось срочно чинить, забивая гвозди куда попало, а потом по ночам прислушиваться, не рассыпался ли под мамой проломленный диван. Но диван выстоял мамину болезнь, смерть и до сих пор стоит. Но скоро они расстанутся, потому что Алексей Маркин переезжает на постоянное место жительства в другую страну. Почему? А почему нет? Это как при жизни заново родиться. Интересно. Хорошо заговорить на другом языке, есть другую еду, дышать другим воздухом. И потом, кто теперь говорит про постоянное место жительства? Оно постоянное для тех, кто боится, как говорят, начинать с нуля, то есть себя самого называет пустым местом. Алексей же считал самым увлекательным делом – процесс выживания в экстремальной ситуации. Еще в школе он до дыр зачитал «Робинзона» и перечитывал его до сих пор. Правда, страна, в которую он собирался, была совсем не похожа на необитаемый остров хотя бы потому, что в ней жил его престарелый папаша, о существовании которого Алеша даже не подозревал. Только перед смертью мама открыла страшную тайну Лешкиного происхождения. Его отцом был вовсе не геолог-полярник, замерзший в снегах, а канадский гражданин украинского происхождения. Встретила она его в Киеве на конференции переводчиков. Мама переводила канадских поэтов на украинский, а он, наоборот, украинских на английский. Он был женат, она не первой молодости. Влюбилась страшно. Сказала, что это были десять дней, которые потрясли ее мир. В результате этого потрясения родился Алеша, а мистер Иван Щегол до сих пор не имеет понятия, что в Киеве живет его сын тридцати семи лет от роду. Еще мама добавила, что Алеша теперь одно лицо с отцом, и рассказала о письмах, которые писала Ивану всю жизнь. Естественно, что они никогда не были отправлены по многим причинам, одна из которых – отсутствие сведений об адресате. Она даже не пыталась их раздобыть, зачем, но теперь думает, что была неправа. Иван через их институт несколько раз пытался ее разыскать, но она не отзывалась. Глупость, конечно, но времена были такие, и потом он ведь женат. Нет, не имела права.