Чудо хождения по водам
Шрифт:
– Сказка сказкой, а быль былью, – сказал бородач, вынимая руку из воды, отряхивая ее и выпрямляясь. – Слезай оттуда, – посмотрел он снизу на В., – не хрена там стоять. Эксперимент закончен.
– Осторожней, осторожней. А то с такой высоты и разбиться можно, – поддержал участковый под локоть В., когда В. соступал на пол.
В. оказался на полу, но бородач не освободил дверного проема. В. почувствовал себя чем-то вроде куска ветчины, зажатого внутри сэндвича. Бородач глядел на В. с холодной удавьей лютостью. В руках у него появилась фотография.
– Держи, – подал он фотографию В. В., все еще оглушенный случившимся, автоматически взял ее. – Два дня тебе. Посиди над ней, как это там у вас
Так же автоматически, как взял, В. взглянул на снимок. На снимке в фас, крупным планом был изображен мужчина. Гладкое, чисто выбритое лицо с просторным двойным подбородком, уплывающим к ушам, пушащаяся редкими волосами лысая голова – непримечательное менеджерско-чиновничье лицо, то ли полная никчемность, то ли никчемность, мнящая себя выше всех.
– Тот самый, понятно, да? – овевая ухо раскаленным дыханием, подал голос из-за плеча участковый. – Которого найти.
– Два дня, – сказал бородач. – Два дня не трогаем.
– И что потом? – вырвалось у В. Он хотел придать голосу саркастичность, но ощущение ветчины в сэндвиче все подавляло, и вопрос его прозвучал совсем не по-геройски.
– Лучше тебе этого сейчас не знать, – уронил бородач.
– Надо помочь хорошим людям. Нельзя не помочь, – ошпарил сзади ухо участковый.
Томик Гоголя с “Вием”, когда В., закрыв за своими неожиданными визитерами дверь, вернулся в ванную, все так же стоял на ребре около ванны. В. нагнулся к книге и поднял ее. Мешала фотография в руках с изображенным на ней гладко-никчемным лицом, взиравшим на мир с самоуверенным знанием некой тайны, которая неподвластна никому, кроме него. В. раскрыл поднятый томик и сунул фотографию внутрь между страницами.
Затем нога его вскинулась над бортиком ванны и стремительно проследовала вниз, к воде. Чтобы тут же оказаться в ней. Мгновение он не верил в то, что произошло. Но и поверив, тащил в ванну вторую ногу, как если бы к ней была привязана гиря. И вот он уже стоял в ванне обеими ногами. Обмотанный полотенцем на бедрах и с томиком Гоголя в руках. Тянуться, цеплять полотенце за крючок недоставало терпения, и В. отшвырнул его от себя в раковину. Гоголь в руках не мешал. В. присел – ягодицы его коснулись воды и погрузились в нее. Он оперся рукой о бортик, чтобы, погружаясь в воду дальше, дать телу опору, – и поскользнулся, упал на дно, взволновав воду шумной волной. Гоголь в руке густо усеялся каплями брызг. В. сидел в воде, высоко, сколько хватало руки, поднимая над головой коричневый томик, и у него было чувство, если он отправит книгу обратно на пол, его вытолкнет из воды и он снова окажется на поверхности.
11
– Что, поц, – вопросил коллега, – пришел сдаваться? Разумно. Земляне – гуманисты. Они к гуманоидам настроены гуманистично.
Глаза его сияли таким довольством – В. не мог смотреть в них, его ослепляло. От насмешливо-уничижительного “поца” так всего внутри и перекорежило, но это же он пришел к коллеге с просьбой, не коллега к нему, и В. стерпел. Как и то, что коллега, пусть неоткрыто, но явно вновь заявил ему, что считает его существом неземного происхождения. Он что, действительно верил в эту дичь про пришельцев? Или все же придуривался?
– Постебался – и полно, – сказал В. – Я к тебе за помощью пришел. Раз ты, оказывается, такой крутой спец по всем этим делам.
– Пожалуйста, милости прошу, – с прежней насмешливой уничижительностью отозвался коллега. – Надо только посмотреть, о чем речь. На инопланетян, предупреждаю, работать не буду.
– Нужен ты инопланетянам, – старательно делая вид, что его не задевают выпады коллеги, парировал В. – Был бы нужен – живо бы тебя на свою тарелку, охнуть бы не успел.
Надо сказать, совсем нелегко давалось ему это
– Крестьянин ахнуть не успел, как на него медведь насел, – продемонстрировал коллега, что расшифровал цитату. – Вот уж не скажи. Логику поведения этих, – рука его артистически вскинулась и указала на плакат с лупоглазо-тыквоголовым, – мы пока постигнуть не можем. На кого бы насесть – и дела до того нет, а кому до них нет дела – так своей тарелкой на голову тому и обрушатся. Как тебе компания? – вновь тем же артистическим движением повел он рукой, как бы призывая В. окинуть взглядом экспозицию. – Ничего? Устраивает?
Ведущая в соседнее помещение дверь отворилась, и из нее двумя этажами выставились, воззрившись на В., две физиономии. Одна, со второго этажа, была мужская и по-бараньи увенчана крупнокольчатым руном; физиономия, что с нижнего, принадлежала женщине – какого-то ассирийского облика, глаза ее, несмотря на изрядный возраст их обладательницы, так и жгли черным огнем, казалось, не отводи она взгляда достаточно долго, могут прожечь в тебе сквозную дыру.
– Он, он, – отвечая на их непрозвучавший вопрос, подтвердил коллега. – Можете сравнить с фотографией. Да заходите, заходите, наш герой не кусается.
Дверь открылась в полный раствор; сначала внутрь проникла ассирийка, увалистой уточкой поднырнув под рукой обладателя крупнокольчатого руна, а за нею уже втолкался и он сам. Почему-то ожидаемо для В. оказавшись толсто-мясистым, с рыхлым, студенистым телом, которое так и лезло из его одежд.
– Извини! – потребовал В. от коллеги внимания. – Но мне нужно переговорить с тобой наедине.
Коллега помахал на него руками. У него это получилось – будто крылышками: он сидел за столом, сцепив перед собой поставленные локтями на столешницу руки, и не оторвал локтей, а лишь расцепил пальцы и протрепетал кистями.
– Ничего-ничего, это мои товарищи, у меня от них – никаких профессиональных секретов. Очень даже и хорошо, что поговорим все вместе.
– Давай, пожалуйста, все же вдвоем. – В., в свою очередь, сидел перед его столом в кресле с таким провалившимся сиденьем, что провисал задом едва не до пола. – У нас с тобой свои отношения…
Коллега, прерывая В., снова протрепетал крылышками:
– Нет, нет, еще раз нет. Любишь кататься – люби и саночки возить.
Поговорка была ни к селу ни к городу, но на то и народная мудрость, чтобы ставить ее заплатами на прорехи в своей логике. Или уйти после этих саночек коллеги, или подчиниться – другого выбора у В. не было.