Чудо и чудовище

Резанова Наталья Владимировна

Надо же! Это как злобный старикашка должен был разъярить повелителя нашего, чтобы тот принялся чинить суд в неурочный час! Однако Хариф не растерялся. Во-первых, он и впрямь побывал уже во многих переделках, во-вторых, неплохо знал законы. Что ему могут сделать, если признают виновным? Женить на Дикле его не женят, сам же папаша ее воспротивится – зачем ему нищий зять? Возмещение, за девичью честь платить – так у него за душой ничего нет, даже подстилка войлочная с клопами, на которой Дикла эту самую честь потеряла, и та храму принадлежит. Стало быть, изгонят из города. Хорошего мало, но

и за пределами Маона люди живут. Да и неизвестно еще, как сложится.

Его, наконец, выпустили, и толкнули вперед так, что он едва удержался на ногах. Он огляделся, пытаясь определить, что здесь и как. Это было просторное помещение, вероятно, зал, но размеры его трудно было определить. Светильники не были зажжены, только факелы в руках конвоиров и те, что были закреплены на стенах в коридоре, бросали вокруг неверный зыблющийся отсвет. В нем можно было различить одинокую фигуру человека. Он сидел в кресле, уронив голову на руки. Затем выпрямился, и Хариф увидел, что это Тахаш, князь Маона. Как и предполагал Хариф, он был в ярости. Но был он в такой ярости, что Хариф впервые усомнился в том, что причиной его появления здесь были шашни с дочкой богатого купца.

Первоначально Тахаш ничего не сказал. Точно у него не было на это сил. Он лишь смотрел на вошедшего, насколько его можно было различить в полумраке.

Перед князем стоял юноша лет двадцати, среднего роста, худой, загорелый до черноты, с короткой темной бородой и взлохмаченными волосами. Черты лица были четки, резко законченны, без возврата распрощавшись с мальчишеской пухлявостью – и, безусловно, красивы. Особенно хороши были его глаза – большие, темно-карие, с живым, быстрым и внимательным взглядом, подобные глазам оленя, но без следа присущей взгляду оленя робости. Он смотрел на Тахаша так, как редко осмеливаются смотреть бедняки на власть имущих.

О бедности его свидетельствовала и заношенная, выгоревшая на солнце одежда, и босые ноги. На шее у него болтался амулет – камешек с дыркой, нанизанный на ремешок. С тех пор, как в детстве мать надела ему на шею этот оберег, он наверняка не знал других украшений.

Тот, кого видел перед собой Хариф, был высоким, крупным человеком, с широкими плечами и мощным загривком. Пусть с возрастом он несколько раздался, отяжелел, о нем можно было сказать, что он и теперь мужчина хоть куда. Но только не в данную минуту. Его седеющие волосы были всклокочены, и явно не от того, что его, как и Харифа, не ко времени разбудили. Создавалось впечатление, будто он рвал на себе волосы в приступе отчаяния. Глаза были воспалены, нос распух.

– Ты – Хариф-предсказатель? – Он говорил хрипло и тихо, но это устрашало сильнее крика.

– Ты сказал.

Хариф ничем не выдал, что угроза, таящаяся в вопросе возымела какое-то действие. Человек, научившийся владеть толпой, в первую очередь должен уметь владеть собой.

– И ты предрек, что ребенок, который у нас родится, будет править царством?

На сей раз угроза звучала явственней.

– Да, это так.

– Кто подучил тебя? Может, тебе заплатили люди Ксуфа, чтобы у царя был предлог напасть на Маон? Или ты решил, что князь расчувствуется, и на радостях осыплет тебя подарками?

Хариф искренне возмутился.

– Я

никогда не вымогаю подарков. И никто не платит за мои предсказания. Я говорю лишь о том, что боги позволяют мне увидеть. Что я увидел, то сказал. Что я сказал – то сбудется.

Хариф достаточно хорошо овладел искусством убеждения. Но сейчас его красноречие привело к обратному результату.

– Ты видел? А это ты видел?

Тахаш хлопнул в ладоши. Откинулся занавес, скрывавший вход в соседние покои. Появилась женщина, державшая на руках какой-то сверток.

– Покажи, – приказал Тахаш.

Прислужница медленно, с явной неохотой развернула ткань. И ребенок, лежавший на ее руках, оказался выставлен на обозрение.

Хариф вздрогнул. Вряд ли какой-нибудь новорожденный младенец блещет красотой иначе, чем в глазах родителей. Но Хариф вынужден был признать, что никогда доселе не видел столь некрасивого ребенка. Да что там – безобразного. Слишком короткое тельце, слишком длинные и тонкие руки и ноги. Рыжеватый пух покрывал вытянутую голову. Нос и подбородок словно стремились друг к другу. Зелено-карие глаза напоминали о болотной тине. И что хуже всего – это была девочка.

– Ну! – теперь Тахаш кричал в полный голос. – Значит, эта тварь будет владеть царством?

Хариф не сразу сумел ответить – поначалу пришлось откашляться, так пересохло в горле.

– Так решили боги, – хрипло произнес он.

– Не прячься за богов, щенок! Это ты навлек на княжеский дом их проклятие! Из-за тебя, из-за твоих лживых пророчеств мы стали позором и посмешищем во всем Нире…

Хариф не отвечал. Безобразный ребенок на руках у няньки почему-то притягивал его взгляд. Девочка отчаянно барахталась, но не плакала, как подобает новорожденным. И глаза ее, жуткие, болотные глаза, были не такие, как у тех, кто только что появился на свет – ясные и как будто осмысленные. Хариф понимал, что это всего лишь наваждение, и все же…

– Глаз не можешь отвести? – выдохнул Тахаш. – Смотри, смотри же, изо всех сил смотри! Потому что больше тебе ни на кого смотреть не придется!

Он взмахнул рукой, и лапы телохранителей снова клещами впились в плечи Харифа, завернули ему локти назад.

И Хариф услышал:

– Ослепить его. И вывести из города. А если вернется – убить.

КНИГА ПЕРВАЯ

ЛЮБИМИЦЫ БОГИНЬ

ДАЛЛА

Во многих краях нежеланных или уродливых детей убивали, а то и просто выбрасывали. В Маоне не было такого обычая. Но если бы Тахаш вздумал тем или иным способом избавиться от маленького уродца, никто из подданных его бы не осудил. Тахаш был слишком потрясен и недостаточно хитер, чтобы скрыть случившееся, и вскоре весь город узнал о несчастье, постигшем княжескую чету. К чести жителей Маона надо сказать, что злорадствующих среди них не нашлось. И один за другим стали раздаваться голоса, утверждавшие, что ребенка надо уничтожить. Да и не ребенок это вовсе. Не могли Тахаш и Адина совершить столь страшных грехов, чтобы боги их так покарали! Это подлинный злой дух, ночной демон!