Чудо пылающего креста

Слотер Френк Джилл

Даций вошел и вытер пот со лба, хотя на улице было не жарко.

— Фу, пронесло, — сказал он. — Но больше в такое не влезай, если тебе дорога жизнь.

— Я не имел к этому никакого отношения, — напомнил ему Константин. — Когда, по-твоему, она решила, что выйдет за меня замуж?

— В первый же раз, как увидела тебя, разумеется. Примерно неделю назад.

— Она и впрямь решила это в первый же раз, как увидела меня, — согласился Константин. — Но было это в тот день, когда я чуть не убил Крока в Никомедии.

— Клянусь кровью священного быка! — воскликнул

Даций. — Теперь я припоминаю, что там были Максимиан со своей семьей — из-за Максенция. Но ведь тогда Фауста была еще совсем ребенком.

— Не думаю, чтобы Фауста когда-нибудь являлась совсем ребенком, — проговорил Константин с ноткой благоговейного страха в голосе, — Она уже твердо решила, Даций, что я стану императором.

— И что же ты?

— Не нравится мне мысль, что меня будут водить за нос.

— Ни одному женатому это не нравится, но все равно получается одно и то же.

— Со мной не получится, — сказал Константин с внезапно возросшей уверенностью. — Я возьму дела в собственные руки.

— Каким же образом?

— Я хочу Фаусту, и нам с нею нет нужды чего-то ждать. Если я попрошу императора Диоклетиана, чтобы он потребовал у Максимиана отдать мне ее в жены, я уверен, он это сделает.

— В другой раз Диоклетиан мог бы, — согласился Даций, — но не сейчас.

— Почему?

— Я только что видел одного из слуг императора. У Диоклетиана лихорадка, и лекарь советует ему уехать из Рима. Ты знаешь, какие скверные тут лихорадки.

— Куда же мы теперь?

— В Салоны. Это на обратном пути в Никомедию. Мы выезжаем утром, и сейчас не время говорить с ним о личных делах.

— Тогда все остается нерешенным, — запротестовал Константин, но Даций покачал головой.

— Ты остаешься точно там, где и был. Фауста решила сделать тебя императором, — значит, ты им и будешь. И, надеюсь, я не из тех, кто вечно будет стоять у нее на пути.

Глава 11

1

Лето заканчивалось, когда Константин снова оказался в Никомедии. Но еще задолго до того, как они покинули Салоны, где задержался из-за приступа лихорадки Диоклетиан, он узнал, что за время его отсутствия дела в восточной столице круто изменились. Император почти два года пытался справиться с экономическими проблемами, введя жесткую систему контроля над выплатами жалованья и ценами, проводя денежные реформы, но положение стало еще хуже, чем было раньше. Мало предлагалось товаров по установленным государством ценам, и покупателям приходилось приобретать их втайне со значительной переплатой. Фактически, новый порядок вещей оказался выгодным только армии государственных чиновников, ответственных за сбор налогов и проведение указов в жизнь.

За время отсутствия Диоклетиана императором — если не номинально, то фактически — стал Галерий. Пока престарелый правитель еще не оправился от болезни, он вершил государственные дела, и, следовательно, у него появилась возможность свалить вину за царящий хаос на ненавистных христиан — там, где многим, он-то знал, это Придется больше

всего по душе. Нужен был только предлог, чтобы обрушиться на них с массовыми гонениями, позволившими бы цезарю Востока и целой иерархии поставленных им чиновников, распоряжавшихся теперь в Никомедии, присвоить себе имущество и казну христиан. Такой предлог появился в январе, вслед за возвращением Диоклетиана в Никомедию.

День выдался слишком теплым для зимы, над горами с юга нависали темные облака, в которых время от времени вспыхивали молнии и звучали приглушенные раскаты грома. Когда Константин расставлял часовых на ночь, в воздухе уже явно попахивало грозой. Внезапно разразившийся ливень загнал его в летнюю беседку — он как раз возвращался в свое жилище во дворце с самого удаленного поста. Хмуро смотрел Константин на грозовые тучи, которые после встречи с Максимианом в Риме, казалось, предвещали его собственное будущее, как вдруг на мгновение ослепившая его молния сверкнула совсем близко, Ударила в дерево и, скользнув мимо него, угодила в край крыши над дворцовым крылом, и тут же вспыхнуло пламя.

Пробегая по двору и крича, чтобы поднять тревогу, Константин задержался у ближнего фонтана, смочил свой плащ и принялся сбивать огонь. Скоро из дворца высыпали слуги, — кто с кувшином, кто с ведром, — и, поливая водой разгоревшуюся древесину, быстро потушили пожар. А однажды вечером, когда он был свободен от своих обязанностей, случилось второе происшествие — сильный пожар в другом крыле дворца. Чтобы его ликвидировать, потребовалось целых полчаса.

В напряженной атмосфере дворца Константин не удивился, получив приказ явиться в суд, занимающийся расследованием причин этих пожаров. Председательствовал главный управляющий дворца, евнух по имени Карин, назначенный на этот пост Галерием. Константину не раз уже приходилось расходиться во мнениях с этим осанистым смуглым придворным, и он не сомневался, что о каждом его шаге евнух угодливо сообщает Галерию.

— Мы здесь для того, чтобы рассмотреть новое преступление христиан — двойную попытку поджога дворца и убийства нашего возлюбленного правителя, — объявил Карин уже в самом начале, еще до того, как были выслушаны свидетели, вынося приговор о виновности.

— Разве христианский Бог распоряжается молниями? — язвительно спросил Константин. — Я-то думал, что они собственность Юпитера.

Карин пропустил его замечание мимо ушей и приступил к опросу свидетелей. Один из слуг поклялся, что во время обоих пожаров в воздухе присутствовал запах серы, а несколько других подтвердили его показания.

— Хорошо известно, что христиане верят в злого духа по имени Люцифер, то есть в дьявола, место жительства которого называется Ад, где всегда горят серные костры, — самодовольно заявил Карин. — Полагаю, что связь с этим делом вполне очевидна для каждого.

— Выходит, ты веришь, что этот злой дух дважды поджег дворец, чтобы навлечь на христианскую секту гонения? — спросил Константин.

— Мы утверждаем, что христиане вызвали нечистую силу, чтобы причинить вред личности и собственности императора, — заявил Карин.