Чудо в аббатстве
Шрифт:
Жара стояла ужасная, и запах цветов в саду перебивался вонью с реки.
От Кезаи я узнала, что случилось. Я поняла, что могу узнать от нее много больше, чем от своих родителей, которые всегда осторожничали в моем присутствии и чего-то боялись, но и были неимоверно горды тем, что я была развита не по годам Она ходила в торговые ряды и видела несколько лавок, забитых досками, потому что их владельцы умерли от этой ужасной хвори.
– Просто в дрожь бросает, - говорила она об этой болезни, закатывая глаза, - она уносила тысячи жизней.
Кезая отправилась
– Она моя бабушка, - однажды призналась мне Кезая.
– Значит, ты тоже ведьма, Кезая?
– спросила я.
– Есть люди, которые меня так называют, малышка.
– Она скрючила пальцы и сделала страшное лицо.
– Так что лучше хорошо себя веди, иначе я...
Я визжала от восторга и притворялась испуганной. Со своим смехом, иногда лукавым, иногда теплым и любящим, Кезая была для меня самым интересным человеком среди домочадцев. Это она первая рассказала мне о чуде, и однажды, когда мы гуляли, она сказала, что если я буду хорошей девочкой, она сможет, наверное, показать мне Дитя.
Мы подошли к той стене, где наши земли граничили с землями Аббатства. Кезая подняла меня.
– Сиди тихо, - приказала она.
– Не шевелись. Потом она тоже взобралась на стену и устроилась рядом со мной.
– Это его любимое место, - сказала она.
– Ты можешь его сегодня увидеть.
Она была права. Я увидела. Он шел по траве и смотрел прямо на нас, сидящих на стене.
Я поразилась его красотой, хотя и не понимала этого тогда. Все, что я знала, - это то, что я хотела все время смотреть на него. Его бледное лицо с потрясающими синими глазами - я никогда не видела таких - обрамляли светлые вьющиеся волосы. Он был выше меня ростом, и даже в таком возрасте в нем чувствовалось какое-то превосходство, что внушало мне благоговейный страх.
– Он не выглядит святым, - прошептала Кезая, - но он еще слишком мал, чтобы это было видно.
– Кто ты?
– спросил он, холодно глядя на меня.
– Дамаск Фарланд, - ответила я.
– Я живу в Большом доме.
– Тебе не следует быть здесь, - сказало Дитя.
– Ну, ну, дорогой, мы имеем право быть здесь, - заметила Кезая.
– Это земля Аббатства, - резко ответил мальчик. Кезая хихикнула.
– Но не там, где мы сидим. Мы на стене. Мальчик поднял камень и оглянулся кругом, будто хотел убедиться, что никто не увидит, как он кинет его в нас.
– Это нехорошо, - воскликнула Кезая.
– Никогда не подумаешь, что он святой, правда? Хотя он и есть святой. Только святость в нем пока не видна, ему нужно повзрослеть. Некоторые святые были очень непослушными мальчиками. Ты знаешь об этом, Дам-ми. Это есть в некоторых рассказах. Но позднее у них появляется нимб над головой.
– Но
– Ты злая, - крикнул мальчик, и в этот момент появился монах, он направлялся к нам по траве.
– Бруно!
– позвал монах и вдруг увидел на стене нас.
– "Кезая как-то странно улыбнулась ему", - подумала я, но, в конце концов, он был монахом. По его одежде я догадалась, что он не был одним из мирских братьев, которым можно было покидать стены Аббатства и общаться с мирянами.
– Что ты здесь делаешь?
– закричал он, и я подумала, что Кезая спрыгнет на землю, схватит меня и убежит, ведь он явно рассердился, увидев нас.
– Я смотрю на Дитя, - сказала Кезая.
– Оно красивое.
Монах, казалось, был удручен нашим дурным поступком.
– Это только я и моя малышка, - сказала Кезая тем успокаивающим тоном, который делал менее серьезным все, чему другие люди придавали так много значения.
– Он собирался бросить в нас камень.
– Это нехорошо, Бруно, - сказал монах. Мальчик вскинул голову и сказал:
– Они не должны здесь находиться, брат Амброуз.
– Но нельзя бросаться камнями. Ты знаешь, что брат Валериан учит тебя любить всех.
– Только не грешников, - сказало Дитя. Я почувствовала себя ужасно плохой. Я была грешницей. Так сказал он, а он был Святым Младенцем.
Я подумала об Иисусе, который лежал в яслях в рождественский день, и как Он должен отличаться от этого Дитя. В нем присутствует кротость, говорила мне моя матушка, и он пытался помогать грешникам. Я не могла поверить, что Иисус когда-нибудь захотел бы бросить в них камень.
– Ты очень хорошо выглядишь, брат Амброуз, - сказала Кезая так, как если бы разговаривала с Томом Скилленом, одним из наших садовников. С ним она частенько болтала. Конец ее фразы звучал насмешливо, поскольку свидетельствовал об ее отказе признавать что-либо серьезное в любой ситуации.
Дитя внимательно смотрело на нас, но, как ни странно, мое внимание было сосредоточено на Кезае и монахе. Дитя могло стать пророком, я слышала, но сейчас оно было простым ребенком, хотя и необычным, я верила в то, что его нашли в рождественских яслях, как верила в существование ведьм, о которых мне рассказывала Кезая. Однако взрослые люди вызывали у меня больший интерес, потому что мне казалось, что они что-то скрывают от меня.
Иногда на дорогах мы видели мирских братьев, монахи же вели замкнутый образ жизни; я слышала, что в последние годы, когда распространилась слава об аббатстве Святого Бруно, число мирских братьев возросло. Иногда они ходили в город, чтобы сбыть товар, сделанный в Аббатстве, обсудить свои дела, но из его стен всегда выходили по двое. Зажиточные родители посылали своих сыновей в Аббатство на учебу; ищущие работу нередко находили ее здесь, на ферме, на мельнице, в пекарне и пивоварне. Жизнь била ключом, ибо помимо монашеской общины там жили нищие и бедные путники, так как в Аббатстве было принято не отказывать никому, кто нуждался в пище и ночлеге.