Чудо в аббатстве

Холт Виктория

– И ты думаешь, что я подчинюсь людям, стоящим ниже меня?

– Будь осторожен, не говори так, Бруно. Ведь тебя могут услышать и предать. Тобой управляет гордыня., твое желание доказать, что ты не такой, как другие.

– Дамаск! Разве ты забыла как я появился на свет?

Я вспомнила Кезаю в ту памятную ночь и ее ужас от того, что она выдала свой секрет. Я подумала о брате Амброуза, идущем по траве с Бруно, о наступающем на них усмехающемся Ролфе Уивере. Бруно видел это. Он видел, как его отец убил насмехавшегося над ними человека. Он попытался забыть об этом,

потому что не мог поверить, что Кезая и Амброуз говорили правду, потому что если бы он поверил, то его вера в себя была бы разрушена. Но в ней крылась причина его сумасшествия.

– Я не забыла ничего, - ответила я.

– Было бы хорошо, если бы ты всегда помнила об этом.

Бруно стоял у кровати - высокий, худой, с бледным, как мрамор, лицом, на котором светились удивительные фиалкового цвета глаза, так похожие на глаза Хани. Я подумала: "Он красив, как Бог!" Меня переполняло сочувствие, но я не смогла сказать ему:

"Бруно, ты живешь ложью, потому что боишься посмотреть в лицо правде". Он промолвил:

– Я.., вернулся в Аббатство, и я возродил его.

– Бруно, пожалуйста, скажи мне правду. Как тебе это удалось?

– Это было чудо. Второе чудо аббатства Святого Бруно.

Я устало отвернулась - спорить с ним было бесполезно.

НОВОЕ ЦАРСТВОВАНИЕ

Это случилось в 1553 году. Три месяца назад мне исполнилось тридцать лет. Тридцать! Это еще не старость, но за эти годы я стала свидетельницей событий, нарушивших мир не только в моем доме, но и во всем государстве. Испытала горе. Познала и радость. В эту пору моей жизни я пришла к выводу, что сделала одну из величайших ошибок, какие только может сделать женщина, - вышла замуж за человека, который не мог дать мне того счастья, о котором я мечтала. У меня были две девочки - собственная дочь Кэтрин и приемная Хани. В ту пору они составляли смысл моей жизни. И когда я вспоминала о предупреждении Руперта об угрожающих нам опасностях, то в первую очередь думала о детях, а не о том, что станет с моим мужем и Аббатством.

Вопросы веры стали самым важным в те дни. Даже моя матушка время от времени говорила об этом.

Когда я посещала ее, а это случалось не очень часто, потому что мне не хотелось встречаться с ее мужем, или когда она навещала меня, матушка, как правило, щебетала о своих близнецах, со смехом рассказывая об их шалостях и о своем саде. Лишь изредка она касалась религии.

– Почему бы тебе не принять новую религию, Дамаск?
– говорила она.
– В это верит король, а нам следует поступать так же, как он.

– Конечно, мама, - отвечала я, - многое говорит в пользу новой веры, но приводится много доводов и против. Мне трудно разобраться.

– Какая чушь!
– резко возражала матушка.
– Как может быть хорошее плохим, а плохое хорошим? Должно быть либо одно, либо другое. Уверяю тебя, истина за реформаторами.

– Тебя в этом убедил муж?

– Он изучал эти вопросы.

– Другие тоже их изучали. Ты должна признать это. Среди сторонников обеих религий есть умные люди.

– Эти люди могут легко ошибиться, а твой отчим посвящает этим вопросам очень много времени

Я снисходительно, улыбнулась. Ну как ей все объяснить! Но то, что моя мать знает о различных точках зрения на новую веру, показывало, что религия занимает большое место в моем прежнем доме.

Стояла июньская ночь, полнолуние. Я сидела у окна, думала о разговоре с Рупертом и гадала. Вдруг я увидела темные фигуры, идущие к церкви, и поняла, что они шли к мессе. Бруно был с ними.

Меня охватил страх. Жившие в Аббатстве знали, что если о тайных мессах узнают, то окажутся в беде, но продолжали служить их. Может быть, люди верили в то, что Бруно с его могуществом спасет их от любого несчастья. "Некоторые из бывших монахов люди простые, - подумала я.
– Например, Клемент давно считал, что история Кезаи и Амброуза - ложь". Бруно умел завоевывать сердца вопреки всему. Единственный человек, которого он не смог убедить, была я.

Клементу нравилось трудиться в пекарне. Работая, он распевал на латыни церковные песнопения, ему казалось, что он никогда и не покидал Аббатство.

Процессия исчезла в церкви, и некоторое время я сидела и размышляла о смысле происходящего. Неожиданно я заметила еще одну фигуру. Но на этот раз это был не монах. Я попыталась внимательно рассмотреть человека, украдкой шедшего к церкви. Он походил на Саймона Кейсмана.

Во внезапном порыве я накинула плащ на ночную рубашку и побежала вниз.

Я промчалась по траве мимо монастырских спален ко входу в церковь и вбежала в нее. Да, я не ошиблась Это был Саймон Кейсман.

– Что ты здесь делаешь?
– резко спросила я.

– Ты могла бы быть повежливее.
– Глаза Саймона горели от возбуждения. Никогда на его лице так ясно не проступало сходство с лисьей мордой.

Ты вторгаешься в чужие владения!

У меня для этого есть серьезная причина.

Ты не имеешь права быть здесь.

– Нет, именем короля имею!

– Это все слова.

– Нет, правда! Что здесь происходит? Поместье опять стало монастырем? Аббатство было распущено, а теперь оно вновь восстановлено.

– Разве ты не знаешь, Саймон Кейсман, что земли многих аббатств были подарены за хорошую службу?

– Я прекрасно это знаю. Но всегда есть причины для таких подарков.

– Касающиеся только одаряемого и дарителя.

– Согласен, но в этом поместье нарушаются королевские законы.

Нет, здесь их чтят!

– Неужели! Ведь в имении хитростью возрождено запретное.

– Тут - просто много работников, Саймон Кейсман.

– Но слишком много монахов. Те, кого монарх лишил Аббатства, собрались вновь, нарушая закон. Из глубины церкви донеслось пение.

– Что здесь происходит?
– раздался неожиданно спокойный и властный голос, и к нам подошел Бруно.

– Ничего особенного, - ответил Саймон Кейсман.
– Я всего лишь стал свидетелем того, что может отправить вас на виселицу, и, будьте уверены, я выполню свой долг - Ваш долг - возвратиться к себе в дом, хотя вы и получили его незаслуженно, он бы никогда вам не достался, если бы не свершилось беззакония, и тихо жить там.