Чудо в перьях

Черняков Юрий Веняаминович

Я с сомнением посмотрел на свои толстые, короткие пальцы. Настоящие обрубки. С мозолями и заусеницами.

— Не торопись, — терпеливо сказал Радимов. — Не сегодня. Не сейчас. Но вообрази для начала: ты в смокинге с бабочкой сидишь за роялем. Наш учитель утверждал, как я постоянно пытался тебе внушить, что у тебя абсолютный слух. Поверь в это! И с верой садись и играй. Получится, вот увидишь.

Он прошелся по кабинету, раздумывая. Я смотрел ему в спину. Похоже, не разыгрывает. Черт его поймет, когда он говорит то, что думает. Но сейчас говорил искренне, даже с болью за меня, недостойного, как выразилась бы Елена Борисовна. Я смотрел на

него, чувствуя, как снова подкатывает это неприятное наваждение, дежа вю или что-то вроде этого. Вот-вот вспомню, где и когда это со мной происходило. «Ну же!» — сказал я себе, но он повернулся ко мне, и наваждение пропало.

— Ты готов жениться на Марии?

— Вам ответить прямо сейчас?

— Значит, сомневаешься?

— А что, это приказ?

— Сдаюсь! — Он поднял обе руки. — Я поставил некорректный вопрос. Ты, Паша, все больше меня радуешь и одновременно все-таки тревожишь своей эволюцией — от раба…

— К шакалу, хотели вы сказать! — зло перебил я.

— Шакалом ты уже был. И не один раз. Возможно, станешь опять. А мне нужен единомышленник. И — раб. Понимающий дистанцию и знающий свое место. Но до этого пока далеко. Поэтому вопрос должен стоять по-другому: понимаешь ли ты последствия, тебя ожидающие, если на ней не женишься? Скажу только, что однажды, сколько-то поколений назад, ты уже был обручен с ней в сельской церкви. И я был на вашей свадьбе посаженым отцом.

— И чем это кончилось? — спросил я. — Только по правде. Наверняка ничем хорошим.

— Не скрою, так и было, — кивнул он. — Она хотела, чтобы ты принадлежал только ей.

— А кто вам сказал, что нынче будет по-другому? — наседал я.

— Сие зависит исключительно от тебя, — сощурился хозяин. — Кем ты сам станешь в этой очередной попытке стать моим соратником.

— Допустим. А если я откажусь?

— А вот об этом я даже думать не хочу! — воскликнул он. — Хотя, как честный человек, ты обязан это сделать. Такая красавица! И ты еще раздумываешь?

— Вы всего не знаете, — сказал я. — В пылу страсти, так сказать, сжимая меня, она называла ваше имя. Правда, не Андрюша, а полностью, Андрей Андреевич.

— Это пройдет, поверь! — приложил он руку к сердцу. — Я указал тебе путь, как это преодолеть, как реализовать себя, преодолев в себе шакала! Музыка, к которой ты всегда был способен. Только музыка!

— Вы мне другое скажите, — начал я после возникшей паузы. — Ну женюсь я на Марии, а куда приведу? Сюда? Весь Край поднимет меня на смех. Мне, по правде, надоела такая личная жизнь: то на ваших диванах, то в барокамере на глазах ученой комиссии, то в передней на коврике для вытирания ног в вашем доме, то на заднем сиденье опять же вашей машины… Ну это ладно, там кто подвернется… Но тут ведь жена. И какая! Весь Край благодаря репортажам Елены Борисовны будет по ночам прислушиваться к скрипу кожаного дивана. Да Мария сбежит от меня в первую же ночь! И правильно сделает.

— Молодец! — Он взглянул на часы. Похоже, подходило время для медитирования. — Уже вижу заботу о будущей семье. Но я об этом заранее подумал. Будете жить в моем доме. Устраивает?

— Подарите, что ли? — не поверил я.

— Дарю! Хотя мог бы дать и просто квартиру, где прикажете. Но только чтобы скрепить наше доверие и дружбу, дарю свой дом. Мне жить осталось недолго, думаю, в следующем поколении у меня будет что-нибудь получше. Так что я мало теряю на самом деле… Ну что? Теперь ты мне веришь?

— И мы там сможем жить? — спросил я.

— Ты

будешь жить здесь! — жестко сказал он, снова взглянув на часы. — Все останется по-старому. Мне нужен близкий человек в эти во многом решающие дни. А Марию будешь там навещать, когда спадет напряженность. Все, свободен. Мне предстоит подумать над тезисами моего телеобращения к народу. Теперь это называется — «Лицом к Краю». Что скажешь? Нравится такое название?

— А Мария? — опомнился я. — Она-то согласна?

— Хороший вопрос, — кивнул он. — Указывает на серьезность твоих намерений. У нее и спроси. Я, кстати, когда узнал о беременности, сразу же поинтересовался.

— И что она сказала? — с замиранием сердца спросил я, ощутив холодок под ложечкой: вдруг отказала!

— У нее спросишь! — подтолкнул он меня к двери. — Можете вы хотя бы такой вопрос решить без меня? Будь самостоятельным, Паша. Ты почти женатый человек.

15

— А Андрей Андреевич не будет против? — спросила Мария, приоткрыв ротик. И даже перестала чистить картошку.

Дело происходило на кухне пока еще радимовского дома. Наверно, тоже побаивалась, как и я, отказа. И не моего, а нашего сюзерена. Меня охватила тоска. Значит, жениться, как при крепостном праве, можем лишь с разрешения нашего благодетеля. Спасибо, что не настаивает на праве первой ночи, поскольку не способен им воспользоваться… Дожил ты, Паша. Я посмотрел ей в глаза. Кажется, она испытывала то же самое.

— Может, поцелуемся по такому случаю? — спросил я. — Или тоже требуется разрешение барина?

Это становилось невыносимо, я сам понимал, что мы оба уже знали способ, как преодолеть унижение. Она фальшиво засмеялась, скрипнула зубами и вдруг повалила меня на пол, стала сдирать мои брюки…

У нас с ней только так и получалось. В постели мы обычно сразу засыпали и любовью практически не занимались. Сказывались ее и мои привычки к неприкаянной жизни. Обычно мы хватали друг друга в самых неподходящих для этого местах (как прежде с другими где-нибудь в спортзале, на мате, или в приемной, на кресле, на полу, на лестнице, на письменном или кухонном столе). Только раньше это были кто придется — у меня секретарши, лаборантки, голосующие пассажирки, у нее — учитель физкультуры, охранник-милиционер, личный шофер благодетеля…

Теперь мы муж и жена, но что делать, если только в таком неудобстве и спешке просыпалась настоящая страсть, заставляющая ощутить себя свободным и счастливым, забыв хотя бы на время о хозяине… И, как прежде, все наспех, побыстрей, пока не засекли, пока не застали, пока выключен телевизор, пока не пришел шеф или муж…

Потом мы ели с ней, сидя голыми на полу напротив раскрытого холодильника, смеялись, пихая друг другу в рот куски торта, и я вдруг поймал себя на мысли, что теперь уже не со мной, а с нами это все было, и одновременно она тоже застыла, встретившись со мной взглядом и перестав жевать…

— Паша, неужели он прав? — тихо спросила она. — И мы с тобой… раньше когда-то? Тебе это тоже почудилось? Как называется, все время забываю…

— Дежа вю, — сказал я. — А может, это он нам внушил? Даже то, что ты меня насилуешь без его на то разрешения…

— Отчего и залетела! — засмеялась она, ласково глядя мне в глаза, и вдруг, прикрыв ресницы, нежно меня поцеловала.

«Жена!» — ликующе подумал я, чувствуя набегающие слезы. У меня есть жена, настоящая, без дураков, о чем даже не мечталось.