Чудо в перьях

Черняков Юрий Веняаминович

— Счас все тебе будет! — пообещал невидимый голос из дежурки. — И то и другое.

— Бить будут! — сказал пожилой, поскучнев. — Ты б помолчал, пока не вызовут.

И молодой на всякий случай отодвинулся от меня. Я снова придвинулся.

— Ну ты, пидор, — сказал он. — Тебе что, места мало?

— Зам-мерз… — сказал я. — Но счас согреюсь!

Это я увидел подходивших к нашей клетке пару здоровых ментов с дубинками. Я смотрел на них, радуясь возможности размяться и рассчитаться, не говоря уже о согреве,

и привычно тестировал свои «мышцы по всему телу, проверяя их на готовность. Побаливали, конечно, к тому же дыхание может подвести после недельной пьянки. Но долго с ними не провожусь. А про последствия пусть сами думают. Поди не знают, с кем связались.

Так и получилось. Разложил их по углам, аккуратно, ногами на выход, но тут молодой ударил меня сзади под коленные суставы так, что я ударился затылком об пол и снова отключился.

Очнулся снова от музыки. Все тот же Моцарт. Прямо концерт по заявкам. Я сел, отодвинулся от стоявшего надо мной милицейского полковника. Он склонился, внимательно вглядываясь. Ну уж этот должен меня знать. В очках. Значит, в филармонии хоть раз в год, но бывает.

— Павел Сергеевич? Вы? — спросил он.

— Ну, — прохрипел я. — А вы не поняли?

— Как это могло случиться? — спросил он строго капитана, которого я сразу не разглядел. — Да вы знаете, кто это!

— Да кто бы ни был! — дерзко сказал капитан. — Кто… У меня людей не осталось! Двое уволились, а еще двоих на больничный пришлось сегодня отправить… Из-за дирижера вашего.

— Напишите рапорт! — сказал полковник. — Вы знаете, что его везде разыскивают? Из министерства дважды звонили…

Я прижался спиной к стене, закрыв глаза и вслушиваясь в Моцарта. Хоть бы не выключили, сволочи.

— Что? — спросил, наклонившись надо мной, полковник. — Вы что-то сказали?

— Я просил радио не выключать, — сказал я. — Пока Моцарта передают. И не бить меня по голове, пока слушаю. А так — всем доволен, никаких претензий не имею.

— Но радио молчит, — сказал полковник после паузы. — С чего вы взяли?

Я открыл глаза. Моцарт не смолкал, ликуя и блаженствуя в преддверии гибели. Теперь уже во мне. И уж теперь я его никуда не отпущу. Я даже встал, как можно осторожнее, словно боялся расплескать музыку.

— Отвезите меня в филармонию! — сказал я. — Нет, сначала принесите зеркало. Я же сказал, что претензий не имею. И к врачам обращаться не стану. Где расписаться?

— У вас готово? — спросил полковник у капитана вполголоса.

— Да… но… — замялся капитан.

— Давайте, давайте! — потребовал я, заглянув в зеркало, принесенное дежурным лейтенантом. — Ух и рожа! Вот это работа. Слушайте, — вспомнил я. — А где те двое? Сидели тут?

— Их отпустили, — мрачно сказал капитан, давая полковнику подготовленный протокол.

— За безупречное поведение и помощь

органам в нейтрализации опасного преступника! — сказал я, любуясь на себя в зеркало. Эх, сюда бы моих возлюбленных. И посмотреть бы, кто останется, когда остальные разбегутся. Мария и останется. Хоть едва меня выносит. Ей сына растить. — Ну где там расписаться! — нетерпеливо сказал я, протягивая руку. — Не бойтесь, я не собираюсь читать.

— Не советую… — вздохнул полковник. — Там — от семи до десяти. Они сейчас перепишут. Я прослежу, Павел Сергеевич. Как поклонник вашего таланта.

— Но мне нужно в филармонию! — повторил я. — Пока музыка играет. Давайте я распишусь на чистых бланках, а вы заполните, как посчитаете нужным.

Они переглянулись.

— Вообще-то не принято, — сказал капитан.

— Сделаем исключение, — сказал полковник. — А вас все ищут, Павел Сергеевич! Говорят, что вам удалось предотвратить каким-то образом женский бунт. А то уже все женщины подхватились идти к телестудии.

— В самом деле? — искренне удивился я. — А я уж подумал, что привиделось в горячечном сне.

— Не жалеете вы себя, — интеллигентно вздохнул полковник. — Такой талант.

— А вы приходите на концерт, товарищ капитан, — сказал я, переодеваясь. — И этих гавриков захватите, которые на больничном. Я закажу для вас места. Хоть все отделение приводите.

— Да некогда все… — вздохнул капитан. — А за приглашение спасибо.

— В порядке культмассовой работы, — сказал я, повязывая галстук, но вовремя спохватился. — Я же был без галстука. Это чей?

— Да собрали тут, что получше… — смутился капитан, поигрывая желваками.

— И брюки не мои… — разглядел я только что. — У вас чем здесь занимаются?

— Найдем! — переглянулся полковник с капитаном. — Обязательно разыщем. А пека, если можно, автограф на память. — И протянул конверт.

— Да как-то ни к месту… — почесался я. — Но сначала — бланк допроса. Распишусь и там и там.

Когда проходили по коридору, я услышал за дверью голос Елены Борисовны по телевизору. Следовало поздороваться. Тем более что мы стали наконец на «ты»… Прямо рдеет и расплывается, когда зову ее Ленок.

— Ленок! — сказал я через головы милиционеров. — Смотри, что со мной в милиции сделали!

Она прервала свои объявления, посмотрела расширенными глазами, едва узнавая, потом выдохнула: «Господи…» И упала в обморок. Камера дрогнула, повернулась вбок, и тут же дали заставку. Довольный произведенным эффектом, я сделал ручкой стражам порядка.

— Так, значит, договорились? — спросил я полковника в дежурной части, поставив свои закорючки. — Приходите ко мне на концерт, только, пожалуйста, в штатском. А то мои поклонницы вам глаза выдерут. И я специально для вас исполню все, что о вас думаю.