Чудо-юдо, Агнешка и апельсин
Шрифт:
Короткие, отрывистые фразы. Скупые слова. А Михал, тот самый Михал, о котором все совсем недавно еще говорили, что у него нет ни воображения, ни души, этот Михал все понимает чуть ли не с полуслова, на лету ловит каждую недомолвку.
— Я осталась одна… им было на меня наплевать. Я их ненавидела. Всех… Хорошо, что меня забрала тетя…
Она умолкает и долго не произносит ни слова.
— Как-то ты сказал мне: «Ты у тетки вместо прислуги». Сначала мне стало так обидно, а потом я подумала: «Ну и что? Пусть что хотят, то и думают. А если
— Я хочу сам зарабатывать. — Михал вздыхает. Он прекрасно понимает Агнешку. — И ты тоже говорила об этом, помнишь?
— Да. С нового года я хочу давать уроки. Наш учитель обещал помочь мне найти учеников. Ты тоже мог бы по математике…
— Нет. Это не по мне. Учить надо уметь. Я лучше поищу что-нибудь другое. Какую-нибудь физическую работу, где нужна сила. Я все умею делать.
— Вот видишь! — обрадовалась Агнешка. — Выход всегда найдется. А как ты думаешь, к осени наш дом будет готов?
— Петровские, кажется, уже ходили смотреть и выбирать себе квартиру. Ты заходила в дом?
— Нет.
— Давай сходим. Посмотрим однокомнатные квартиры. Дяде, наверно, такую дадут.
— Тете тоже. Пойдем…
На стройку пробраться не так-то легко. Горы кирпича, досок, мешки с цементом загораживали дорогу. Но Михал ловко лавировал среди всего этого хаоса, ведя за собой Агнешку.
Вдруг до их ушей донесся слабый писк.
— Крысы? — испугалась Агнешка.
— Крысы? Откуда? Что им здесь грызть? Кирпичи, что ли? — пожал плечами Михал и прислушался. — Подожди!
Писк повторился, потом еще и еще раз.
— Щенята?..
— А может быть, это Пимпус? — воскликнула Агнешка.
— Откуда ему здесь взяться? Наверное, дома под кроватью спит.
— Разве ты не знаешь, что он пропал? — удивилась Агнешка.
Нет, он узнал об этом только сейчас и сразу стал окликать собаку, продвигаясь в направлении писка.
Это был Пимпус! В глубокой яме из-под извести. Но как же он изменился! За несколько дней вынужденной голодовки он отощал, живот у него ввалился, одну лапу он поджимал (наверно, ушиб), но при виде друзей все-таки радостно завилял хвостом и жалобно заскулил.
Вытащить его оказалось делом нелегким. Михал притащил доску, опустил ее в яму, но Пимпус, несмотря на все свои старания, бессильно с нее соскальзывал. И только когда Михал приладил снизу к доске несколько поперечных перекладин, а Пимпус за них уцепился, его удалось осторожно вытащить на этой — вот уж воистину — доске спасения.
— О, смотри-ка, у него веревка на шее! Видишь? — показала Агнешка.
— Похоже, его украли, а он перегрыз веревку, — осматривал ошейник Михал. — Умный пес: вырвался и помчался домой. Но по дороге, наверно, не заметил ямы и свалился вниз, бедняга.
Пимпус настолько ослаб, что не мог идти и через каждые несколько шагов обессиленно ложился на землю. Тогда Михал взял его на руки и стал нашептывать ему в ухо разные нежные слова. Агнешке никогда бы и в голову не пришло, что он знает такие слова.
Они
За этим занятием их и застали Витек с Геней, вернувшиеся из гостей.
— Пимпус нашелся! Пимпус! — завопили они с неподдельной радостью. — Где ты был, что творил?
— Провалился на стройке в яму, — начала рассказывать Агнешка, — Михал его еле-еле…
— Еще чего! — зло выкрикнул вдруг Михал. — Не я это!.. И нечего трепаться!
— Михал, Михал, — стала успокаивать его Агнешка, — ты что?..
— Ничего! От кошки рожки! Ясно?
— Не ясно, — передернула она плечами. — Ну ладно, все это ерунда, важно, что пани Анеля теперь успокоится.
Вместе с ребятами радовались и Петровские, и старики Шафранец, которые тоже вернулись уже домой. Пимпуса любили, он никому не мешал, и горе пани Анели видели и разделяли все.
Витек ни на шаг не отходил от Михала — «ужинать будем вместе».
Агнешка, пошептавшись с матерью Витека, накрыла стол для ужина в своей комнате. Петровский расспрашивал, где отыскали Пимпуса, и удивлялся уклончивым ответам Агнешки. Всю правду выложил Геня.
— Пимпуса нашел один мальчик, который живет у нас. И он его вытащил, но Агнешка должна говорить, что это не он, а то он ей всыплет ого-го! — шепотом информировал он отца.
Ребята ужинали в комнате у Агнешки. Михал на этот раз не отказывался. Он принес большой кусок колбасы и два апельсина, разделив все по справедливости на четыре части: Геню на этот раз тоже причислили к большим — и честь эту он оценил по достоинству.
У медсестры глаза, видно, как и у Агнешки, были на мокром месте: она опять плакала, только на этот раз — от радости.
«Зачем она мне все это рассказала? Зачем? — Михал уже укладывается спать, но на душе у него по-прежнему неспокойно. — Может быть, ей хотелось показать мне, что я вел себя тогда, как… как…»
Он не находит достаточно резкого слова для оценки своего поступка. Вот ведь как все это странно: тогда он был сердит на Витека и вроде бы сказал об Агнешке истинную правду, только правду, а теперь при одном лишь воспоминании об этом ему становится не по себе. Что изменилось?..
А вот изменилось! И изменилось многое: в конверте было еще одно письмо, адресованное дяде! Мама благодарила дядю за то, что все расходы на содержание Михала он взял на себя и что на него не приходится высылать ни копейки…
Хорошо, что никто об этом не знает! Ну конечно не знают! Он и сам сначала вытащил из конверта только одно письмо, а второго даже не заметил. А вдруг! А что, если эта проныра медсестра… в один из дней скажет ему: «Ты нахлебник…»
Михал сжимает кулаки.
Агнешка тоже не спит. Она сидит на пороге открытой на балкон двери. Огни с другого берега Вислы так красиво отражаются в воде! Бегут неоновые рекламы, пламенеет высоко над землей надпись над зоопарком, изредка грохочет пробегающий по мосту трамвай.