Чудодей
Шрифт:
— Мельпо!
Мельпо кивнула ему. А когда Станислаус поднял руку для того, чтобы помахать в ответ, то заметил, что в лодке сидит еще кто-то. Мужчина.
— Grazia! [26] — донеслось из лодки.
Станислаус опустил руку. Там плыл итальянский capitano. Он плыл с Мельпо.
Станислаус не поднял тревоги. Он вошел в чем был в воду. Растоптал отражение звездного неба, нырнул, швырнул фуражку в море, снова нырнул и стал спокойнее. На берег он вернулся вброд.
26
Спасибо! (итал.)
Он дошел до часового в гавани и сказал:
— Лодка перевернулась.
— Знал бы ты хотя, где находится лодка, — сказал часовой испуганно.
— Знаю.
— Значит, на завтра опять эта вонючая баранина, а?
Станислаус не ответил. Он пошел к себе на квартиру. Перед низким белым домом он вспомнил, что его перевели на кухню, и повернул обратно. Ему было холодно. Его знобило при мысли о Мельпо и capitano. Большего он не стоил.
На новом месте его ждал ротный фельдфебель Цаудерер. Он сидел у кровати Хартшлага. Несмотря на ранение, Хартшлаг не пошел на медпункт. Нужно было кое-что обсудить в связи с передачей кухни. Он ждал Станислауса и заснул.
Ротный фельдфебель вскочил:
— Когда вы приходите!
— Лодка перевернулась.
Станислауса лихорадило. Он выпил глоток из бутылки, которая стояла на ящике около кровати спавшего Хартшлага. Вино было густое и сладкое. Он хлебнул еще раз. Горечь не проходила. Вахмистр Цаудерер подвинул Станислаусу лист бумаги.
— Подпишите. Мы проверили, понятно? Итоги скудные, но они верны.
Станислаус подписал. Над морем жужжал самолет. Цаудерер испуганно выключил свет. Он подошел к окну. Станислаус пил сладкое вино. Горечь оставалась. Она подымалась из сердца.
— Снова самолет, — сказал вахмистр, стоявший у окна.
Станислаус не отвечал. Он чувствовал действие вина, но горечь не исчезала. Гуденье снаружи стало слабее.
— Улетает, — сказал Цаудерер и облегченно вздохнул. — Выберемся ли мы отсюда благополучно?
Станислаус не отвечал. Он снова включил электричество. Цаудерер приготовился уходить. У самых дверей ему что-то пришло в голову.
— Продовольственного судна в виду не имеется, понятно? — Он дергал пуговицу своей прусской куртки. — Кухня должна хозяйничать с расчетом на будущее.
Горечь перешла на язык Станислауса:
— У нас нет будущего.
Вахмистр возвратился. Будущее его интересовало.
— Как?
— Убийцы не имеют будущего.
— Вы! — Вахмистр снова стал у окна. — Я не убийца, понятно?
— Никому не интересно, что вы сами о себе утверждаете. Вы тут. И этого достаточно. Вы не без убийства пришли сюда.
Вахмистр распахнул окно. С моря дуло.
— Обдумайте свои слова!
— Вы
Цаудерер потупил глаза. Выглядело так, будто он считает щели в полу.
— Признаю, вы имеете доступ к тайным силам, понятно. У вас дар… Но я никого не убивал.
— Вы убили человека в Цаудерере, иначе вы не были бы здесь.
Фельдфебель вспылил:
— А вы?
— Я убил Бюднера!
Цаудерер так и сел на продуктовый ящик Вилли Хартшлага. Карельская фанера затрещала. Птичий голос Цаудерера задрожал:
— Прошу вас, Бюднер, мы солдаты…
— Мы убийцы, — крикнул Станислаус. — Нам не на что надеяться!
— Философия! — пищал Цаудерер. — Я это знаю, понятно?
Вилли Хартшлаг проснулся от треска своего продуктового ящика.
— Придержи язык, Бюднер, я доложу о тебе.
Вахмистр выбежал вон. Вилли Хартшлаг снова повернулся к стене. Станислаус слышал, как Цаудерер топал по темным сеням.
— Если меня отправят в лазарет, пусть ящик пошлют со мной, — сказал Хартшлаг.
Станислаус стал язвительным.
— Кто о нем позаботится, если меня засадят?
Хартшлаг наполовину обернулся.
— Охота тебе так разговаривать в присутствии вахмистра?
Топот ног в сенях приблизился. Цаудерер вернулся.
— Я больше не стану молчать, — сказал Станислаус.
Хартшлаг быстро повернулся:
— Теперь замолчи, у меня руки чешутся.
В двери повернули ключ. Так вот для чего возвратился Цаудерер.
С моря подуло сильнее. Или это шумело в голове у Станислауса? Он подошел к окну.
— Ветер, — сказал он, пряча за этим словом свои мысли.
Хартшлаг не шевелился. Станислаус взял лежавший на ящике карабин Хартшлага и прислушался.
Хартшлаг глубоко дышал. Он спал. Станислаус переложил к себе патроны Хартшлага, еще раз прислушался к ветру и выпрыгнул из окна.
Когда он добрался до первой горной вершины, внизу в гавани раздался сигнал тревоги. Станислаус был горд тем, что сигнал тревоги дан из-за него, и всей душой желал, чтобы Роллинг мог это услышать.
31
Станислаус узнает, что человеколюбие не остается без вознаграждения, он преображается в монаха и идет навстречу новым странствиям.
Пещера была просторная и сухая. В ней было ложе из лишайников. Станислаус отсиживался в пещере третий день. Угнетала темнота. Станислауса привел сюда пастух, которого он прозвал Авраамом. Пастух приходил к нему каждую ночь и три раза кричал совой, прежде чем спуститься к нему. Авраам приносил еду, приносил питье. Он зажигал лучину, так как они не могли объясняться, не видя друг друга.
В эскадроне прекратили дальнейшие поиски Станислауса. Считали, что он убежал с острова. Часовой из гавани донес, что не хватает одной лодки, той лодки, которая унесла Мельпо и capitano.