Чудодей
Шрифт:
— Что будет со мной? — спросил Станислаус.
— Подождать, немного подождать! — Авраам показал отрезок времени руками. Он был длиною в десять сантиметров.
Станислаус размышлял и спал. Он мало ел, мало пил, много думал и снова спал. Он утратил чувство времени. Его часы остановились в тот вечер на море. Он все снова и снова продумывал свою жизнь до самой последней минуты. Он ни в чем не раскаивался и все еще был готов покончить с жизнью. Слишком мало мог он, одиночка, сделать для того, чтобы изгнать злодеяние из мира. Его усилия были напрасны.
Он услыхал царапанье у входа в пещеру. Покатился маленький камень. Авраам пришел? Неужели опять миновал
— Станлаус! Станлаус!
Он отпустил ее. Ему стало стыдно. Это была Зосо.
Она стащила с него подбитые гвоздями сапоги и надела ему на ноги какую-то обувь. Она очень старалась.
— Fuyez! Fuyez! [27] — бормотала она. Станислаус подумал о другой парочке влюбленных — во Франции. Расплачивались ли теперь с ним за его помощь? Может быть, все-таки стоит быть человеком и поступать по-человечески?
До берега моря было теперь недалеко, он увидел там часового и остановил Зосо. Зосо вырвалась от него. Неужели она так плохо видит? Он снова схватил ее. Часовой обернулся. Станислаус подумал о своем оружии. Оно осталось в пещере. Итак — конец!
27
Бегите! (франц.)
Часовым был Вайсблат. Он тихо бранился:
— Где же вы были так долго?
Зосо увлекла их обоих за собой.
Они пришли к лодке. Там кто-то сидел. Они вошли в лодку.
В лодке сидела Мельпо. Она молча кивнула и оттолкнулась от берега. Девушки не пустили мужчин на весла. Двое мужчин, две девушки, звездное небо и море. Ни слова — только удары весел. Никто не видел лица другого. Каждый видел лишь очертания.
Звезды исчезли. Море посерело. Наступило утро. Море стало голубым, по волнам запрыгали блестки. Лодка приближалась к острову, который полночи лежал перед ними темным, тяжелым и угрожающим.
Девушки устали, но продолжали грести. Маленькая темно-коричневая рука Мельпо указала на берег. Зосо растолкала уснувшего Вайсблата.
Мужчины вышли. Девушки остались на веслах. Зосо достала из кармана письмо. Ее платье имело много узких карманов. Она дала Станислаусу письмо и показала на белый дом высоко в скалах. Мужчины посмотрели вверх.
— Что-нибудь поэтическое, — сказал Вайсблат и нервно провел по волосам.
Когда они обернулись, лодка с девушками уходила в море.
— Au revoir! [28] — закричал Вайсблат. Станислаус кивал и плакал.
28
До свиданья! (франц.)
Девушки
— Мельпо, Мельпо! — закричал Станислаус. Мельпо опустила голову еще ниже. Казалось, она хотела толкнуть лодку в море одним рывком своих маленьких загорелых ручек.
Тремя днями позже два монаха прошли через ворота православного монастыря, расположенного на острове, названия которого они не знали. Монастырь был белым зданием в скалах. Своего рода произведение искусства — не здание, но и не скала. Монахи оглядели себя и улыбнулись. Казалось, они смеются друг над другом. Еще некоторое время они поднимались в гору, как вдруг один из них остановился, толкнул другого и показал на что-то, видневшееся далеко в море.
— Там!
Они долго молча смотрели на остров, который лежал далеко и был голубым, таким голубым и далеким, каким бывает иногда ранним утром немецкий лес.
А когда один из монахов взглянул на другого, он увидел, что тот плачет.
— Почему ты плачешь?
— Не от радости. У меня для этого нет оснований.
Они прошли еще часть пути.
— Теперь ты должен написать об Элен, — сказал тот, который плакал. Другой не слышал, он протянул руку. Одинокая лодка плыла в широком голубом море. Они пристально смотрели на нее и надеялись, что лодка подойдет к острову. Но она не подошла. Она лежала, все такая же маленькая и одинокая, на поверхности голубого моря.
— Все-таки хотелось бы мне знать, — сказал один из монахов, — любили ли они нас?
Второй монах ответил не сразу. Убедившись, что лодка уходит далеко в море и становится все меньше и меньше, он сказал:
— Таких, как мы, любить нельзя!
Как создавался «Чудодей»
I
Эрвин Штриттматтер пришел в литературу после второй мировой войны.
Его первая книга «Погонщик волов» (Ochsenkutscher) была издана в 1950 г., когда автору было уже 38 лет.
Великий поэт и драматург Бертольт Брехт, который немало помог Штриттматтеру дружеским участием и творческими советами, говорил о нем так: «Эрвин Штриттматтер принадлежит к тем новым писателям, которые не вышли, не выросли из пролетариата, а идут и растут вместе с пролетариатом».
Сын небогатого крестьянина, он родился в небольшой саксонской деревне вблизи от угольных шахт Нидерлаузицкого бассейна.
Уже подростком узнал он вкус соленого пота, стекающего по напряженным до боли скулам, когда спину давит тяжелый мешок зерна, узнал, как трудно подавать снопы в молотилку, когда руки немеют и кажутся вывихнутыми в суставах, а глаза нестерпимо горят от соломенной пыли… Изведал он терпкую горечь нужды и унижений и радость от ломтя хлеба, когда голоден, от солнечного тепла весной, свежего ветра летом и жаркого огня в зимний вечер…
Отец хотел, чтобы Эрвин вышел «в люди», стал чиновником или пастором. Мальчика отправили в гимназию в город. Но деревенскому пареньку было не по себе в среде сынков буржуа и чиновников, которые смотрели на него свысока. Он удрал из гимназии и вернулся в деревню.
Многое в судьбе Станислауса Бюднера — «чудодея» воссоздает непосредственный живой опыт автора. Штриттматтер тоже был учеником и подмастерьем пекаря и официантом в кафе. Но кроме этого, он побывал еще конюхом, чернорабочим на фабрике оптических приборов, шофером, батраком на птицеферме и рабочим на заводе пластмасс.