Чудом рожденный
Шрифт:
…Вон куда рванул! Смотришь на него — и узнаешь и не узнаешь. Кажется, не так давно расстались, а на лбу у комиссара появились морщинки, и взгляд тяжелый. Видно, велика ответственность на таком посту. Худой стал. Похоже, что его намазать салом — не пристанет. Впрочем, никогда он не был толстым. Ни юношей, когда помогал крестьянам на поливе, ни в голодовку семнадцатого года, когда раздавал другим свой паек. Жил человек для народа и теперь так же живет, как бы высоко не занесла его судьба. Ну вот и морщины на лбу разгладились. Читает письмо — радуется…
Память учит
Только поздно вечером
Абдыразак зажег светильник, на минут/ потянуло чадом кунжутного масла.
— Ну, садись поудобнее, путник о шести ногах. Где коня оставил? Рад, что вижу тебя живого…
Мурад молча умывался. Неторопливо растирал мохнатым полотенцем сильные плечи, крутой затылок, твердые хрящеватые уши. Приятно почувствовать себя молодым и усталым. Приятно сбросить сапоги на пороге, упасть на бархатисто-красный ковер, закинуть руки за голову и слушать ворчливую речь отшельника-философа, за каждым его словом чувствовалась радость, что вернулся дорогой человек — живой, невредимый.
— Ты думал, что Тиг Джонс приторочил меня к седлу и увел в Индию?
— Хораз распространял слух еще страшнее…
— Хораз… И вправду, есть что-то в нем от глупого рыжего петуха… Но разве не знаешь, что лиса хитрее петуха?
— Поздравляю, если так…
— Спасибо. А ты как живешь?
— Как нищий в дупле старой чинары. Помнишь, жил такой в Ташкенте?
— Откуда мне помнить. Я родился в октябре семнадцатого года.
— Ишь, какой молодой. А уже столько нагрешил…
И Абдыразак стал рассказывать, как, уходя из Мерва, белогвардейцы убили в мечети трех священнослужителей, и сами же пустили слух среди мусульман, что это сделали большевики.
— И помогла им эта злая басня?
— Нисколько! Когда ваши вступили в город, правоверные читали намаз в дверях мечети, благодарили аллаха за избавление от зла и напастей.
— В чем же причина таких перемен?
— Великая сила сравнения. Да и формы агитации изменились. Читал сегодняшний приказ Реввоенсовета?
— Нет еще, а в чем дело?
Абдыразак вынул из ковровой торбочки, висевшей на стене, бережно сложенный лист бумаги. Приказ, отпечатанный в типографии, был, видимо, расклеен на стенах, потому что оборотная сторона бумаги хранила следы клейстера. Мурад даже повеселел, представив себе, как мусульманский философ, озираясь, осторожно срывает со стены приказ Реввоенсовета.
— Слушай внимательно! — говорил Абдыразак, надевая очки. — «Товарищи! Освобождая сегодня земли, которые были захвачены врагом, мы освобождаем народ, мучившийся под гнетом капитализма. Мы выполняем священный долг справедливости. Это обязывает нас к отзывчивости и человечности. Реввоенсовет фронта призывает товарищей красноармейцев быть в братских отношениях с местным населением…»
— Будешь хранить как талисман? — с улыбкой спросил Агалиев.
— Я запомнил, как сказал когда-то Кайгысыз: «Память учит». Вот и буду хранить. Не отказываюсь учиться до гробовой доски.
— И сколько у тебя таких учебников?
— Накапливается понемногу… Ты помнишь ночь, когда вы ко мне пришли спасаться, ты и Кайгысыз? Это было двадцать первого июня. В эту ночь Полторацкий писал свое предсмертное письмо. Оно потом ходило в списках.
Абдыразак
— Не читай, не надо, — тихо сказал Мурад. — Это письмо я выучил наизусть. Оно меня сделало коммунистом. А ты, я вижу, тоже пересматриваешь свои позиции. Что-то не слышу ничего о пророке под покрывалом…
— Кое-что пересмотрел. А главным образом насмотрелся. На белых! И теперь не хочу оставаться в стороне. Я слышал, что формируется новый Горисполком, а введут в него старых чиновников. Если так — вы совершите большую ошибку. Людям прошлого нет дела до народа. Чего можно от них ждать? Произвола, лихоимства, обмана… Нужны другие люди! Люди с совестью, воспитанные по-большевистски!
— Ого! Ты далеко шагнул! — Агалиев пристально посмотрел на Абдыразака. — А знаешь ли ты, затворник, таких людей?
— Ты еще сомневаешься?
— А почему бы и нет?
— Есть такой человек. Его знают и помнят все честные мусульмане, не только я.
— Назови.
— Кайгысыз Атабаев.
Когда спустя несколько дней солдата-политотдельца Кайгысыза Атабаева, действительно назначили на высокий пост заместителя председателя Мервского исполкома, Мураду Агалиеву казалось, что он уже давно слышал об этом…
Выборы в Конгуре
Уходя, белые разрушили железную дорогу. Наступление Красной Армии на Теджен затянулось. Но крепкий кулак вобьет в землю и шерстяной кол, и белогвардейцы не смогли задержаться ни в Теджене, ни в Каахка.
Тяжело приходилось в ту пору народу. Позади неурожай семнадцатого года, много месяцев тянется гражданская война, царит голод и разруха. Бязи, которую ткали в Ташаузской и Хивинской стороне, не хватало, даже чтобы прикрыть грешные места на исхудалых телах…
Когда терпит бедствия народ — бедствует и армия. От Чарджоу до Байрам-Али бойцы дрожали над каждой каплей воды, а одежда их не была похожа на ту, какая видела мыло и воду. Грязные, задубевшие от пота, латка на латке — гимнастерки, худые сапоги, в солдатских котелках не увидишь звездочки жира. Удивительно, что эти черные от солнца, тощие от голода люди не только сражались, но побеждали свирепого, хорошо вооруженного врага. Как говорит Махтум-Кули: «Если у мужчины есть сердце, для него нет преград». Преодолевать все пределы, побеждать все препятствия бойцам помогала ясная цель.
Исход гражданской войны зависел от помощи народа. Потому-то командование Красной Армии оставило для руководства Мервским уездом самых энергичных и способных людей.
Сейчас для фронта важнее всего продовольствие, а прежде чем сбросить врага в Каспий, красноармейцам надо пройти много бескрайних и безводных пустынь. Армии нужны верблюды и кони. Заводов, которые подобно пиалам и. чайникам, выпускали бы верблюдов и коней, не существовало. Живность надо было собирать в кочевых аулах. Председатель уездного комитета Алесковский — опытный партийный работник, хорошо знал рабочих, но аула Алесковский не знал. А предстояло сплотить силы деревни и города, довести до сознания самого отсталого крестьянина идеи партии. Новое растет на развалинах старого. Иначе говоря, нужно было вытравить в умах ячменную полову и вырастить на ее месте золотую пшеницу. Это и должен был сделать уездный исполком.