Чудовища не ошибаются
Шрифт:
А на следующий день я нашла рано утром на своём столе белую розу и открытку.
Я никогда не говорила Владу, что люблю белые розы…
А внутри самой открытки была надпись:
«Я не сдамся».
Немного поплакав, я отправилась на кухню, где уже завтракали мама с папой.
— Мам? Как это попало на мой стол?
Она даже не стала оборачиваться: сразу поняла, о чём я говорю.
— Дед Мороз принёс.
— До Нового года ещё две недели, какой Дед Мороз…
— А он заранее. Это аванс.
Я схватилась
— Мама!
И тут вмешался папа.
— Ладно тебе, Лесь. Хороший же мужик. Ну сглупил. Это бывает у нас… иногда. Очень редко. Да, Валюш?
Мама хмыкнула.
— Конечно, Миш. Очень редко.
Родители засмеялись, но я это веселье не поддержала.
— Пап, — нахмурилась я. — Я не понимаю. Откуда ты знаешь, что он хороший мужик? Ты же его видел исключительно пьяным, как свинья…
— Ну не иск-ключительно, — ответил папа, чуть заикаясь. — Он выспался, попросил разрешения помыться… Очень милый молодой человек. И потом…
— Миша! — предостерегающе протянула мама, и папа заткнулся. А я поняла: что-то они скрывают…
Значит, так, да? Перетянул на свою сторону моих родителей. Чудовище ты, Влад…
— Ну что, Лесь? Простишь его? — спросила вдруг мама.
Я вздохнула.
— Не знаю.
— Раз не знаешь — точно простишь, — заявил папа, и они с мамой опять засмеялись.
Люблю их. Но какие всё-таки… черти!
С той поры и повелось — каждое утро я находила на своём столе белую розу. Как и когда мама умудрялась мне её подложить — не представляю. Я ничего не слышала и не видела…
Родители, наверное, ждали, что я растаю. В конце концов, видный жених, прощенья попросил, цветочки подарил… Чего не простить? Они ведь не знали, как он едва не изнасиловал меня. И как предлагал деньги за секс.
Поэтому таять я не собиралась, порой злясь на Влада так, что в глазах темнело. И в ушах шумело.
Прошла неделя. Новая работа оказалась хорошей. У меня был приятный начальник и коллектив тоже попался дружный, весёлый. Разницу в деньгах я практически компенсировала, набирая тексты по вечерам и выходным. В общем, всё оказалось не так плохо, как я поначалу думала. Только уставала сильнее, чем когда работала у Влада, но это ничего. Потом привыкну.
Однако… Чем больше проходило времени, тем сильнее я скучала по нему. Злилась, иногда ненавидела, но скучала. Пыталась не думать, заглушала боль работой, но… Боль — она такая. Чем сильнее глушишь, тем больше болит.
Но даже к боли постепенно привыкаешь. И живёшь дальше.
Дышишь, ходишь, улыбаешься… всё как обычно. И люди вокруг по-прежнему считают тебя беспечной девочкой. Простой, как пять копеек.
Честно говоря, я и сама иногда начинала так считать…
Тогда была пятница, предпоследняя пятница перед Новым годом.
Я возвращалась домой и уже была возле подъезда, когда меня окликнули.
— Олеся!
Сердце на одну секунду зачастило — но голос был женский.
— Тамара Алексеевна? — выдохнула я недоуменно, разглядывая женщину. Красное кашемировое пальто, золотой шёлковый платок на голове… Не то, что я — оборванка в поролоновой куртке с рынка.
— Добрый вечер, Олеся, — сказала Тамара Алексеевна вполне радушно. — Я хочу с вами поговорить. Давайте сядем в машину, а то я себе уже все окорочка отморозила…
Честно говоря, говорить с ней мне совсем не хотелось. Но не могу же я её послать? В отличие от Влада, его мама мне ничего плохого не сделала.
Поэтому я пожала плечами и села в теплый салон, на переднее сиденье. Расстегнула куртку, стянула шапку с головы.
Тамара Алексеевна села рядом. Какое-то время смотрела на меня, чуть заметно улыбаясь, а потом сказала:
— Я бы предложила вам кафе, Олеся, но вы ведь не поедете…
— Не поеду, — кивнула я. И решила пояснить: — Дело не в… вашем сыне. Просто я подрабатываю по вечерам. Ну и маме с папой помогать надо. Так что просто некогда, извините.
— Подрабатываете? — спросила она с интересом. — А кем?
— Наборщиком. Тексты набираю… самые разные.
Тамара Алексеевна вновь помолчала, а затем вдруг совершенно неожиданно произнесла:
— Олеся, Влад рассказывал вам, почему он так и не поменял своё имя?
Я опешила на секунду.
— Нет… нет. Не рассказывал.
И тут меня накрыло острым приступом любопытства. Действительно — ведь Владу очень не нравится его настоящее имя «Владлен». Но почему тогда он его не поменял?..
— Мой первый муж увлекался историей и был… как бы правильно сказать… немножко большевиком. Это он Влада так назвал. Глупость, блажь, наверное… Но я его поддержала. Мне нравилось, как звучит. А Владу вот совсем не нравится.
Он был очень привязан к своему отцу, Олеся. После его смерти почти месяц не разговаривал. Бухтит по поводу имени, но не меняет.
Мне на миг стало очень больно, когда я вновь подумала о том, насколько непросто было Владу это пережить. Папа умер в день его рождения…
— А при чём тут я? — почти выдавила из себя этот вопрос. Тамара Алексеевна едва заметно улыбнулась.
— Мой сын очень тяжело сходится с людьми. Это началось после смерти Миши, моего первого мужа. И продолжается до сих пор, хотя и не в том масштабе, как тогда. Влад очень закрытый человек и раскрывается он крайне редко… Вы с ним похожи, Леся.
Я вновь опешила.
— С чего вы… взяли это? Вы же совсем меня не знаете…
— Я просто уже давно живу, — засмеялась Тамара Алексеевна. — Лет через тридцать вы поймёте меня, Леся… На днях я зашла в офис к Владу и обнаружила, что вы у него больше не работаете. И мне совсем не обязательно знать всю историю досконально… Я понимаю, что мой сын обидел вас, Леся. Я права?