Чудовища
Шрифт:
И в доказательство своих слов я вырастил целую розу из раскрытой ладони. После чего сорвал ее и протянул Анне. Мне просто хотелось что-то ей подарить. От неожиданности она смутилась, но розу приняла.
Анна выглядела очень бледной. Последние несколько дней она все больше времени проводила наедине в своей комнате, а когда я пытался поговорить об этом, либо меняла тему, либо прекращала разговор под предлогом занятости или еще какой-то ерунды. Но я же знал, что с ней происходит: она медленно умирает. Из-за Алекса. Из-за меня.
Неожиданно я
Надо же, получается, бессмертие и правда не за горами, ну, или условное бессмертие. Я и не надеялся достичь столь высокого уровня так быстро. Усилием воли я сделал розу не красной, а белой и сам поразился.
— Как ты это делаешь? — удивилась Анна.
— Дай мне руку, — попросил я и, не дожидаясь, сам взял ее ладонь. После чего усилием воли сформировал из эпителия своей кожи тысячи органических нанороботов и направил их в кровоток Анны. Полчища маленьких воинов направились прямиком к сердцу, где атаковали вирус возбудитель эндокардита, которым Анна, похоже, заразила себя повторно.
— Что ты делаешь? — улыбнулась она, ничего не понимая.
— Я думаю, Диодор прав и не существует ничего вечного. Природа всех явлений — непостоянство. Но я бы не хотел видеть, как ты угасаешь.
Анна мгновенно посерьезнела и выдернула свою руку из моей. Полчищ моей микроскопической армии было достаточно, чтобы победить вирус, но я знал: она заразит себя опять, как только узнает, что вирус исчез. Возможно, на этот раз чем-то похуже возбудителя эндокардита.
Как-то я спросил Диодора:
— Так почему ты считаешь бессмертие чем-то плохим?
— Разве я когда-нибудь такое говорил? — поднял брови он. — Нет, просто стремление к бессмертию — это страх смерти и проявление невежества. Эго вечно цепляется за свои иллюзии и пытается избежать их разрушения. Но это невозможно, любая иллюзия рано или поздно будет уничтожена, ведь у чего есть начало, есть и конец. Какой смысл цепляться за иллюзии? Не лучше ли просто наблюдать за их возникновением и исчезновением?
Примерно так и проходили мои дни на космолете «Магеллан 345». Все постоянно были чем-то заняты: ремонтом корабля, помощью аборигенам или изучением местной флоры и фауны. Я иногда им помогал, удивляясь необычному чувству общности и полезности. Как бы там ни было, это намного приятнее, чем вечная погоня за бессмертием и бегство от смерти. А в мире, наполненном метаморфами, смерть может поджидать за каждым кустом.
Иногда я приходил к Кресу, наблюдал, как он уменьшается день за днем, но так и не собирается стабилизироваться. Он уже сто раз мог бы стать человеком, и мы бы его выпустили. Но он все надеялся, что случится чудо: он каким-то образом сбежит из антиграва и достигнет своего дурацкого бессмертия. Ведь ему до него уже совсем немного осталось!
Мне, возможно, тоже. Иногда я думал
Наблюдая за Кресом, я как-то спросил Диодора:
— Вы же помогли мне столько понять, разве вы не можете проделать то же самое с Кресом?
— Я сделал все, что мог, — отвечал тот. — Увы, я не всесилен. Никто из нас не может изменить другого человека, если тот сам не желает меняться.
— Разве не каждая собака обладает природой Будды? — вспомнил я его слова.
— Конечно, каждая, — кивнул Диодор. — Но никто не знает, сколько еще жизней нужно каждой собаке, чтобы проявить свою природу Будды.
День за днем Крес все уменьшался, ведь для метаморфоз необходима энергия, а откуда ее брать, если жрачки больше нет? Остается только жрать свои клетки. Сильнейшие жрут слабейших. И так с каждым разом клеток становится все меньше, пока не остается одна единственная, самая сильная, которая умирает с голоду.
Это и произошло с Кресом. Он так и не понял, насколько порочен такой путь. Что ж, похоже, для обретения понимания ему нужно больше времени, еще несколько жизней, например.
Однако мне не очень нравилась теория реинкарнации, о которой много говорил Диодор. Порой я не понимал, что пугало меня больше: концепция множественных жизней или абсолютная и окончательная смерть. В смерти хоть есть покой, а если жизнь идет за жизнью, то неужели придется вот так вот «кувыркаться» вечно? Впрочем, я старался об этом не думать.
Учитывая предложение Карима, я бы мог продолжать грызню и, возможно, все-таки достиг бы бессмертия. Но теперь мне не хотелось. Сейчас люди опасаются плодить новых метаморфов, слишком уж мы неизученные и опасные. Но, исследовав меня в достаточной мере, люди наверняка попытаются создать других метаморфов, чтобы взять их к себе на службу. К чему бы это привело? Я помню, что творилось на моей планете до Катастрофы. Уж лучше не надо. Какой смысл грызться ради власти, не лучше ли стать человеком?
36 — Конец вражды (Анна)
Принцип ненасилия — основа для поисков истины. Каждый день я убеждаюсь, что поиски эти тщетны, если они не строятся на принципе ненасилия.
Странно, конечно, что мой инфекционный эндокардит вдруг прекратился. Что ж, похоже, иммунитет все-таки оказался сильнее. Жаль, но ничего не поделать, теперь еще и распечатать новый вирус не могу, потому что капитан опять запретил распечатку инфекционных агентов. Хорошо хоть, с тем вирусом эндокардита отвертелась. Пришлось придумывать длинную легенду о склонности вирусов к мутациям, чтобы объяснить Кариму, зачем я сделала безобидный вирус смертельно опасным для человека. Вроде поверил, но мне теперь придется искать новый способ самоубийства.