Чудовища
Шрифт:
— О да, появились целые секты натуралистов, верующих, что человек не имеет права модифицировать святую и неприкосновенную ДНК. Ее же создал Бог, а мы, жалкие смертные, пытаемся играть в Бога. Но возникновение нового вида неизбежно. Что в этом плохого? Разве не лучше, если люди станут более совершенными и приспособленными?
— Не знаю, — вздохнул Валера, — иногда я размышляю над тем, что такое человек, и понимаю, что у меня нет ответа на данный вопрос. Так кого я должен защищать?
— Ты прав, это сложный вопрос. По сути, современный человек — сборная солянка фрагментов ДНК многих земных биологических видов. Некоторые решаются
В медотсек вошел Зак, некоторое время наблюдал, как я настраиваю редактор генов для Михея, после чего спросил:
— Ты правда думаешь, что это возможно? Взять и переделать гены взрослого существа настолько, чтобы оно стало… представителем другого биологического вида?
— Оно и сейчас вполне Homo sapiens, просто с кучей левой ДНК. Homo sapiens химера. Полагаю, радиация повлияла на метаморфов так, что они хоть и стабилизировались в облике людей, но с кучей генов других существ. Скорее всего, местных животных. Возможно, это просто были молодые и неопытные метаморфы. Они видели, что происходило с теми, кто метаморфировал, и предпочли остаться людьми.
— Думаешь, сможешь вычистить из него левую ДНК?
— Ну а почему это должно быть невозможным? И вообще! Когда-то вертикальный взлет считался невозможным, а потом изобрели вертолет. Потом никто не знал, как «приручить» горячую плазму, но спустя какое-то время плазмометы все-таки создали. С электрометами такая же история: всего где-то около столетия назад способность метать молнии считалась исключительно атрибутом богов из древних легенд.
Закончив с настройкой, я нажала «Пуск», и редактор генов загудел, отправляя в вену Михея полчища нанороботов.
С каждым днем все больше проявлялись результаты деятельности этих микроскопических трудяг. Сначала у Михея выпала вся шерсть, только на голове шевелюра осталась такой же пышной. Понемногу выправлялась осанка, надбровные дуги становились не такими выраженными, лоб более высоким, а челюсть и нос более изящными. В конце еще и когти на ногах отвалились, а вместо них начали отрастать вполне человеческие ногти.
Что, если взять человека и заменить ему один ген, он останется тем же индивидуумом? Конечно, а если проделать то же самое с половиной генотипа? А что, если один за другим менять ему гены пока они все не заменятся новыми? Пусть даже человеческими, просто другими. Будет ли это тот же человек?
С роботами так же: мы меняем им запчасти, и считаем их прежними даже после основательных обновлений. Серафиму, за все время его службы разным монахам, сменили все детали. Фактически у него не осталось ни одного винтика из тех, которые были при выпуске, но это все тот же Серафим. По крайней мере, он считает себя прежним.
И мы считаем себя прежними, хотя на протяжении жизни наши тела и личности претерпевают значительные изменения. Но мы все равно помним себя прежних и считаем себя прежних собой, хотя это уже совсем другая личность. Нам просто кажется, что та самая, потому что у нас есть доступ к воспоминаниям «той личности». Если мы постоянно сменяем атомы тела и особенности личности, то чем же мы являемся на самом деле?
Вскоре Михей стал настоящим красавцем, и мы решили повторить этот положительный опыт и с другими вырожденцами. Сначала на тех женщинах, которых чистокровные не успели сжечь в Городе Солнца.
— Ты
— Я? — выпучил глаза робот. — После твоего фильма они сожгли храм и забили до смерти нескольких жрецов. Думаешь, они меня послушают?
— Забили до смерти?! — ужаснулась я и тут же добавила: — И это все из-за какого-то фильма. Вот она, убойная сила искусства.
— И не говори, — вздохнул Валера. — У них там теперь никаких авторитетов, сплошное народовластие. Страшно подумать, до чего может довести власть большинства, если в большинстве такие невежды, как они. А за главного у них теперь тот мерзкий типчик, Ждан Лисий Хвост.
— Ждан Лисий Хвост? — поднял брови лежавший на кушетке Михей. — Энто тот отрок, которого я из ловушки вызволил? А потом он в мою слободу целую орду привел. Насильничать да грабить.
— Вот! — поднял палец вверх Валера. — Говорю же, мерзкий типчик! Если хочешь, сама им и говори, а я в Город Солнца больше ни ногой!
Что ж, пришлось мне этим и заниматься, благо я заранее установила там голографический проектор. По нему и сообщила. Вырожденок быстро привели. Процесс модификации генов на них прошел хорошо, почти без побочных эффектов.
Потом мы обкатывали тот же метод на всех, кого находили в разбросанных по местной лесостепи деревнях. Никто не отказывался, оно и понятно, какой же вырожденец не захочет стать настоящим чистокровным «арийцем»?
А ведь кто знает, сколько еще грызлись бы между собой «остроконечники» и «тупоконечники», если бы не прилетели «боги»? Как хорошо, что есть те, кто вместо мифологии и игры в войнушку занимается развитием науки. Ведь именно благодаря ей вырожденцы сделались высокими «белокурыми арийцами» и, как шутил Макс, все баги стали фичами. Но даже если еще не все, то у нас все впереди. А пока нам вполне достаточно того, что вражда между чистокровными и вырожденцами наконец закончилась.
— Так как ты все-таки на это отважился? — как-то спросила я Диодора, когда мы сидели в столовой и степенно поглощали обед.
— На что? — не понял он, оторвавшись от своих вегетарианских сосисок с макаронами из спаржи.
— На то, чтобы стрелять в живое существо! Тебе же религия запрещает. Не боишься гореть в аду?
Диодор вмиг посерьезнел, задумчиво дожевал, вытер губы салфеткой и не спеша начал:
— Видишь ли, нравственные принципы — это ориентиры, а не жесткие законы. Никаких абсолютных законов не существует, а нравственность не предполагает ригоризма. Всегда надо действовать по ситуации, руководствуясь соображениями всеобщего блага и справедливости. Но даже если универсальные законы и есть, то еще Иисус сказал, что не человек для закона, а закон для человека.
— То есть насилие все-таки необходимо? — не отставала я.
— Как говорится, жестокость человека знания лучше доброты глупца. И даже если я теперь буду гореть в аду из-за того, что стрелял в Креса, то уж лучше это, чем если бы Крес причинил тебе вред.
Я замерла. Меня словно молнией пронзило, даже жевать перестала. Он правда так считает? Я внимательно посмотрела на Диодора, а он все продолжал:
— Знаешь, вообще-то, мне не следует сильно об этом распространяться, но я иногда вижу сны. Сновидения о будущем. Понимаешь? Только я не всегда могу их правильно интерпретировать, духовник мне в этом помогает. Ну так вот, я же и прилетел, потому что увидел, что тебе угрожает опасность…