Чудовище Франкенштейна
Шрифт:
— Расскажи, что тут происходило, — спросил я, надеясь его подбодрить. — Я так долго просидел взаперти, что кажется, весь мир изменился, пока меня не было.
— Прошлой ночью ограбили старика Петрочелли. Говорят, это был великан.
— Великан? — Я изобразил удивление. — Какой еще великан?
Сплетни не развеселили его, как обычно: он, наоборот, посуровел.
— Если ты не слышал о великане, значит, ты пролежал без чувств.
Я выслушал рассказ, который всего несколько дней спустя и уже в другой части города оброс новыми выдумками. Небольшой стихийный налет, спровоцированный
Под конец Лучио заговорил еще жестче:
— Страшнее всего то, — он потерял самообладание, и голос его задрожал, — что девушка была вовсе не дочерью богача. Он просто схватил ее на улице и уволок к себе — такую же бедную и беспомощную, как мы. Великан жестоко изнасиловал ее, а затем задушил. Солдаты ворвались, но было слишком поздно. Девушка уже умерла, великан держал ее, бездыханную, в своих огромных руках.
Я так резко дернулся от стыда и ярости, что опрокинул кружку Лучио, и монеты рассыпались.
— Друг мой?
Я попятился, пока он не коснулся моих огромных подлых рук, все еще обагренных кровью.
После того, что он мне рассказал, я понял, где искать Уолтона. Я пошел бы туда немедленно, если бы Лучио вновь не впал в молчаливую грусть. Его слова звенели у меня в ушах битым стеклом, но я все же спросил, как поживает он сам.
Пытаясь сдержать чувства, Лучио сказал:
— Прямо перед убийством девушки кто-то напал на мою жену. Я уверен, что это был великан. Он вторгся в наш дом, но я ничего не понял, пока он не схватил ее! — с болью воскликнул Лучио. — Он душил мою жену, пока я сжимал ее в объятьях!
Голос у Лучио дрогнул, и он отвернулся.
— Вплоть до той ночи я никогда не считал слепоту недостатком для мужчины.
Раскаяние — слишком мягкое слово для описания того, что я чувствовал.
— Он не убил ее, — продолжил Лучио. — Но такое потрясение… Мне говорят, она вся поседела. Теперь она боится оставаться одна, но и на Пьяццетту со мной не ходит. Ничего не ест и не спит. Просто стоит у окна и караулит. Приходится напоминать ей, чтобы покормила ребенка, хотя он плачет без умолку, а ее платье намокает от молока. Она больше не слышит младенца, мой друг. Она больше не слышит меня.
— Мне очень жаль, — сказал я, коснувшись его плеча. Я был не в силах дальше слушать. — Прощай, Лучио. Ты всегда был добр ко мне.
— Нет, я был груб. Но я рад, что ты вернулся. Придешь завтра? — Он хватал руками воздух, пытаясь найти меня.
Я потеребил маленькие бусы на запястье.
— Как повезет, — ответил я и быстро зашагал прочь.
2 июня
Сейчас я пишу в тихом месте, но его безмолвный покой — будто насмешка.
Поговорив с Лучио, я вернулся в собор и стал с нетерпением ждать ночи. Нужно было выйти попозже, чтобы Уолтон успел вернуться
4
«Так поступают все»(полное название — «Так поступают все женщины, или Школа влюбленных», итал. Cosi fan tutte, ossia La scuola degli amanti) — комическая опера B.-A. Моцарта на либретто Л. да Понте.
Наконец водворилась тишина, плотная, как вата, и я тайком пробрался к набережным Фондаменте-Нуове. По словам Лучио, иностранец жил поблизости, в доме пожилой синьоры Джордани, в угловой комнате на втором этаже — так утверждали слухи. Иностранец либо бродил по улицам, либо стоял в своей угловой комнате и смотрел на лагуну горящими безумием глазами.
Этот дом был отделен от соседнего узким проулком. Упираясь руками и ногами в оба здания, я медленно, но уверенно полез вверх. Поднявшись на некоторую высоту, я повис на выступе, дотянулся до подоконника и взобрался на него. Сквозь открытое окно я протиснулся в комнату.
Она была пуста.
Чертыхаясь, я в ярости изорвал простыни в клочья.
Я пришел слишком рано? Влез не в ту комнату? Он уже уехал из Венеции?
Внутри я обнаружил письменный стол, стул, книгу и свечу. Пряча книгу в карман (даже теперь я не мог отказаться от подарка судьбы), я заметил под ней письмо на английском. Начиналось оно словами «Дражайший брат», датировалось прошлым месяцем, и внизу стояла подпись: «Маргарет». Было ли оно адресовано Уолтону? Ведь он не единственный англичанин в Венеции.
Вдруг я увидел на полу большой конверт от письма. Его отправила миссис Грегори Уинтерборн из Таркенвилля, Англия. Я с удовольствием прочитал имя получателя: Роберт Уолтон, Рим, до востребования. Последнее было зачеркнуто, и сбоку приписан адрес в Венеции. Письмо проделало долгий путь, прежде чем достичь Уолтона.
Я уронил конверт на пол, задул свечу и задумался в темноте. Дождаться его возвращения? Где он может быть в столь поздний час?
Дверь со скрипом отворилась, и в комнату просочился свет.
— Синьор?
Я спрятался в тень.
— Синьор, снова не спится? Не хотите ли вина? Знаю, вы говорили, что не пьете, но, может, сегодня оно усыпит вас…
Старуха переступила порог. Я прижался к стене и прошептал:
— Да, вина, спасибо.
Она застыла. На ее широком простодушном лице промелькнуло сомнение, затем — страх. Она попятилась из комнаты, захлопнула дверь и помчалась по коридору.
Минуту спустя я вышел тем же способом, каким вошел.
Прямо подо мной раздался безумный вопль, и в окне первого этажа показалось лицо.