Чудовище и красавица
Шрифт:
А Сашка Ильин, кружа ее в вальсе, неотрывно смотрел в глаза и все шептал, что влюблен, и просил о встрече. Однако вскоре он перестал подходить к ней, очевидно напуганный неадекватной реакцией — на все его слова она только счастливо, заливисто смеялась и норовила растрепать
«Ух ты!» Она аккуратно ставит на туалетный столик строгий стеклянный флакон, только что наполнивший комнату горько-сладким запахом тины и кувшинок.
«Это я?» Эта молодая женщина, да нет, просто девчонка — с таким взволнованным и нежным лицом? Неужели это ее глаза так блестят, гармонируя с порозовевшими без румян щеками?
Смутившись от собственного отражения, она поспешно прячет от него улыбку. Дело к вечеру, но панельная девятиэтажка напротив темнеет все же слишком быстро. Она открывает окно, и ветер кладет на подоконник первые, еще редкие капли. Даша выпрыгивает из тапочек, подбегает к шкафу, достает скомканную вчера в сердцах потрясающе абрикосовую блузку. Она будет здорово сочетаться с заброшенной с прошлой весны помадой. Он так любит натуральный цвет ее губ и все-таки подарил ее тогда, наступив на горло собственной песне.
Звонок телефона неожиданный, впервые за последний год.
«Наверное, Симонова — сказать, что выходит». Она вдруг теряется. И почему-то даже раздражается, слушая его объяснения про самокат, который вчера срочно нужно было купить ребенку, про то, как он виноват и соскучился, про то, что сейчас вот вырвался и едет к ней.
«Нужно уметь принимать решения».
— Не надо, не приезжай.
Телефонная трубка зажата между плечом и ухом, пока руки стараются застегнуть новые джинсы.
— Завтра тоже не приезжай. Вообще никогда, ладно?
Это непросто — джинсы неразношенные, и трубка шумно падает на стол, заваленный косметикой.
— Ты очень хороший!
Радостно раскатываются по ковру шарики перламутровой пудры.
— Извини, пока!
Она хочет сказать еще что-то, но мысли не складываются во фразы, а слезы застилают глаза. Да и времени уже совсем не остается — ведь Катька не любит ждать.
Ветер, как всегда, не ценит чужой труд. Секунда, и вместо прически на голове у вас просто взлохмаченные пряди, облитые лаком для волос. Ручьи впадают в лужи, как реки в моря. Лужи мгновенно выходят из берегов, чтобы сочно захлюпать у вас в туфлях. Тяжелые капли быстро раскрашивают абрикосовую блузку крупным коричневым горохом, и она шагает по узкому тротуару, отвечая благодарной улыбкой на каждый восхищенный взгляд. Весна все-таки опять пришла. Хорошо, что на свете есть хоть что-то абсолютное.
«Вот!» Она останавливается в дверях открытой террасы, вспомнив то важное, что хотела у него спросить. Впрочем, он, скорее всего, все равно бы не понял. А вот Катька — она поймет.
Спрашивать о столике нет нужды. Она безошибочно находит среди множества других немного взволнованные и такие успокаивающие зеленые глаза.
— Сим, скажи, что такое любовь относительно счастья?