Чудовище
Шрифт:
авизо. Тогда под именем отца Георгия он хлопотал о льготной регистрации церковного банка. Липового, конечно.
ГЛАВА 4
МАЖОРДОМ
– Что вам будет угодно?
– с высокомерной учтивостью спросил меня мажорджом, когда я, приблизившись, принялся изучать его словно одну из резных деревянных колонн, с архитектурной и художественной точностью расставленных по пространству столовой и, как и сам мажордом, выполнявших две функции: возбуждать эстетический восторг и представать столпами, на которых в буквальном и переносном смысле держалось
– Я бы хотел попросить вас показать мне дом. Надеюсь, вы мне не откажете... Семен Макариевич?
– Извольте.
– Вы поразительно напоминаете мне одного знакомого батюшку, продолжал я изящно и непринужденно болтать, позволяя между тем вести себя по коридорам, галереям, залам... Никогда не понимал (да и не имел случая познать практически) удовольствия жить в музее, а здешний дворец, заполненный резьбой, полировкой, антиквариатом и разными завитушками, чрезвычайно и совершенно напоминал мне музей.
Пропустив меня в дверях очередного помещения, оказавшегося уютной, но без мебельных излишков комнатой, Семен Макариевич зашел сам, запер за собой дверь и величественно указал на кресло:
– Не соблаговолите ли присесть?
– Соблаговолю, - согласился я, плюхнулся в кресло и полез за сигаретой в карман.
– У тебя, надеюсь, найдется пепельница?
Высоко поднятые брови и высокомерно брошенный взгляд ясно указывали на неуместность фамильярности. Я просто наслаждался его манерами.
– А я-то, глупый, предполагал, что ты переквалифицируешься в управдомы.
– Что ж, - солидно признал Семен Макариевич, - работники коммунальных служб в наше время входят в категорию самых обеспеченных граждан России.
– Так уж и самых? А банкиры, газовики, нефтяные магнаты, наконец?
– Я думал, мы говорим о населении, а не об элите.
– А-а-а!
– понял я.
– Ты, значит, себя к населению не относишь?
Молчание.
– Дай-ка пепельницу!
– распорядился я, закуривая сигарету.
Выпустив струю дыма, я с интересом продолжал допрос:
– Мажордом, выходит, временная ступень лестницы, ведущей к элите?
– Кто знает, кто знает, - с достоинством проговорил Семен Макариевич.
– А вы-то как здесь оказались? Операция внедрения или тоже прокладываете тропинку из массы в элиту?
– Пути Господни неисповедимы, отец Георгий, - со вздохом ответил я. И тут же спросил: - А ты что предпочел бы?
– Меня это не касается. Умный человек, как вы знаете, должен жить по-обезьяньи: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу.
– Ну мне-то можно сказать. И почему по-обезьяньи?
– Статуэтка есть такая знаменитая из трех обезьян: одна закрывает глаза, другая - уши, а третья - рот.
–
– Относительно? Оригинально!..
– У него очень выразительно поднялись брови, выражая крайнюю степень - в данном случае иронического - удивления.
– А чем я здесь намерен заняться?
– парировал я.
– Понятно.
– А раз понятно, то выкладывай: что ты здесь делаешь? Кто и зачем похитил девушку? И что здесь вообще за гадюшник?
Семен Макариевич, он же отец Георгий, откинулся в кресле и изучающе посмотрел на меня.
– Хочу предупредить, уважаемый Иван Сергеевич, что вы выбрали неверный тон. Если вы предполагаете, что изменение имени подвесит меня на крючок, то вы глубоко ошибаетесь. Я здесь просто для того, чтобы немного и легко подзаработать. Без всякой нервотрепки. За мной нет никакого криминала. И если вы не дурак, то вам следует изменить тон. Я с дураками дела не имел и впредь иметь не собираюсь.
Логика его показалась мне забавной. Кроме того, попыткой поставить меня на место он заявил о своем более или менее прочном положении. И наконец, действительно, с чего это я решил развлечься по-дешевке?
– Все, все, забыто, - сказал я.
– Но кто же введет меня в курс происходящего, если не старый знакомый?
– Со своей стороны, я даже рад помочь, - немедленно пошел на попятный Сергей Макариевич.
Он открыл коробку на столике рядом с собой, извлек оттуда сигару и протянул мне, предлагая угоститься. Я отказался. Он откусил кончик, выплюнул его и прикурил сигару. Выдыхая дым, весело произнес:
– Должен сказать, что я после пропажи Ирочки нахожусь в полном недоумении. Ведь что интересно: если присмотреться, здесь такой бардак, что и самого легко украсть.
– Самого?
– спросил я скорее по протокольной привычке.
– Я имею в виду Михаила Семеновича. Хотя его-то незачем красть. Если похищать, то лучше обормота Григория или умника Ивана. Они сыновья, за них можно требовать любую сумму. А Ирочка?.. Ее же никто не знает. Даже если наводчик в доме... Нет, на такую...
– он замялся, движением губ помогая себе подыскать слово и нашел, - на такого ангелочка разве поднимется у кого-нибудь рука?
– Уже поднялась, - заметил я.
– Что-то вы не то говорите, уважаемый Семен Макариевич. Это в наше-то время не поднимется! Она что, ангел во плоти?
– Ей-богу, ангел. Истинный крест кладу, ангел во плоти.
– Ладно, оставим эту вашу церковную лексику. Что ещё занимательного? Действительно ли Курагин так богат? Какие у него отношения с сыновьями?
– Богат, сильно богат. Насколько точно не знаю. Но, сами посудите, Иван Сергеевич, у него же нефтеперерабатывающий завод. И часть газовой кормушки им тоже контролируется. А банки?..
– Да? Мне тогда непонятны две вещи: почему здесь так мало охраны? И почему Курагин ещё живой?