Чудовище
Шрифт:
А вдруг и снова...
– Здравствуй, - сказал дон Ферра, подходя ближе.
И протянул руку. Как равному. Не рабу. Не чудовищу.
Скай на ноги попробовал встать. Эрик помог подняться, момент уловив. И руку Скай дону Ферра пожал. Осторожно. В любой момент готов был убрать руку, если бы увидел в глазах донна Ферра неприятие и... брезгливость, как раньше. Как тогда.
Но дон Ферра смотрел открыто - и глаза его под цвет неба были, а не черными страшными омутами.
Скай попытался ответить на приветствие, но просто не смог. В горле пересохло. Слишком переволновался. Лишь кивнул головой
А дон Ферра глаз со Ская не сводил, будто ни разу его до этого не видел, или, наоборот, будто пытался узнать заново.
– Ты вырос, - сказал дон Ферра.
– Совсем взрослый стал. Уже не мальчишка. Молодой мужчина. Можно я рядом присяду?
А Скай смог снова только головой кивнуть. И сам присел на скамейку - ноги не держали.
А вот как перейти к извинениям, Скай пока не решил. Сколько раз думал над тем, что мог бы сказать. Сколько раз, вспоминая прошлое, пытался объяснить случившееся, представлял эту встречу. Потому все эти четыре года точно знал - однажды сам на Сиерру вернется и захочет попросить прощения. Расскажет и про то, как пытался исправиться, и о том, как поступать старался уже по совести, и то, как не для своей выгоды жить хотел. Другим же стать хотел Скай. Чтоб дон Ферра увидел и тоже понял - не чудовище он. Перестал Скай быть тем монстром, который убил Терри. Но как трудно сейчас было даже полслова сказать. Невыносимо.
Но ничего не пришлось объяснять. Не пришлось вымаливать. У самого прощения попросили.
А дон Ферра, сев рядом, вдруг снова до руки дотронувшись, произнес такие слова, которые Скай точно никогда и не ждал.
– Прости меня, - голос у дона Ферра тоже срывался. Видно было, что, как и Скай, волнуется. Но договорить должен был.
– Я виноват перед тобой. Я не знал, что так все получится, и что ты так и оставишь все в памяти. Я этого точно не хотел. Да и не понимал тогда, что я делаю. Трудно мне было. Слишком большое горе. Хоть я сам в этом горе был виновен. Точно не ты. Так что об этом можешь даже не думать. Я сам все сделал, чтобы сына потерять. Это правда. Моя и больная. А ты... Когда Терри тебя привел, мне все равно было, кто в доме живет рядом с сыном. Мне главное было, чтоб ты его не обижал. Я же привык о нем заботиться. Но злиться позже начал. Я не понимал, что Терри в тебе нашел. Ревновал, наверное. Как же - с тобой он все время проводил, а с родным отцом даже почти разговаривать перестал. Больно это, когда дети забывают. Я же с ним после смерти матери всегда рядом находился. Лечил, выхаживал, сказки на ночь читал. А он, когда вырос, когда переболел и на ноги встал, про меня забыл полностью. И ни о ком, кроме тебя, Скай, слышать не хотел. А я и не догадывался, насколько все серьезно. Каприз, думал, блажь. Ты сейчас вон какой - красивый, а тогда вообще... Ангелок... У Терри книжка в детстве про ангела была. А ты как живое воплощение. Игрушка. Прости, что так говорю. Но лучше без лжи. Проще объяснить будет. Когда он мне про тебя рассказал, я так и думал - очередное развлечение, прихоть. Подумаешь, мальчишку-раба хозяйский сын в поле нашел и в дом привел. Сколько таких историй слышал раньше. А не проходила блажь. Всё только хуже становилось. Терри словно дышать без тебя не мог. Жить не мог, если ты не рядом. Любовь первая вот такой получилась - сильной и неконтролируемой. Самому плохо от этого было. И мне плохо было, когда я на него смотрел и видел, что с ним происходит. И тебя даже жалеть начал. Понимал, как сложно объектом такой сильной любви быть. Вначале Терри сам хотел тебе вольную написать. Меня просил. Но... Тебе ж только семнадцать исполнилось - куда б ты с вольной на руках и без су в кармане? Не выжил бы. Сложно. Я знаю. Ждал, чтоб хоть постарше и самостоятельнее станешь.
А
Поэтому прекратить я все хотел любым путем. Не думал, правда, что слишком высокой цена окажется. Не знал, что поздно уже. Слишком ядом любви душа отравлена. И не так лечить надо.
О тебе не думал. Не до тебя было. Разменная монета в ситуации. Это правда. Это по-честному. Мне сына спасать надо было, а не о судьбе раба думать. Своя рубашка, она ближе к телу. Вот и получилось, что это я виновник того, что стряслось. Сам. Своими руками Терри подтолкнул к тому, чтоб лезвием и по венам.
А на тебя зол был после. Безумно. Ни о чем думать не мог. Смотрел на тебя и не верил, что все из-под контроля вышло. Да, на тот момент ты виновником во всем был. Ты же для Терри намного значимее и важнее оказался, чем я. Чем отец, вырастивший единственного сына. Как не злиться? Как не кричать? Ты напоминанием был о том выборе, который Терри сделал. Как после этого тебя рядом держать? Видеть не мог. Тоже, по-честному.
На этих словах дон Ферра замолчал, переводя дыхание.
А на Ская в это время смотреть страшно было. Он словно снова в то время вернулся и заново все проживает: и любовь Терри, и его смерть, и то, что было после. Но пока молчал. Пока просто слушал. Не понимал, к чему дон Ферра ведет. Видел, что не сердится, видел, что не обвиняет. А, наоборот - сам извиниться пытается, сам, не в лучшем свете себя выставив, правду донести хочет.
Да. Слушал внимательно Скай. Никогда с ним так не разговаривали.
Дон Ферра откашлялся, извинился и продолжил:
– Немного осталось. Теперь видишь, каким мне все казалось? Не мог думать, не мог принять случившееся, не мог поверить. Единственный сын и... такое. А тот, кого он любил - рядом. Живет, дышит, разговаривает. Как принять и простить... Да. Страшную вещь сам после сделал. Думал же, легче станет... Думал же, забыть смогу. И не так болеть будет, когда тебя видеть не буду.
А когда татуировку у тебя увидел с именем сына, чуть не озверел, чуть с ума не сошел. Не смог сдержатся.
Это уже после, когда первая боль прошла, когда отчаяние хоть как-то жить дальше позволило, понял, что сделал. Дошло, что с мальчишкой воевал. Беззащитным, полностью от моей воли зависящим. Не с монстром и чудовищем, а жертвой обстоятельств.
Но поздно было. Забыть постарался. И почти смог. Только иногда вспоминал, какими глазами ты на меня смотрел. Взгляд твой помнил.
И когда дон Вирру позвонил и рассказал о тебе, понял, пора исправлять старые ошибки. Что должен с тобой встретиться и объясниться. Прощения попросить. Самое главное сделать.
Дело ведь важное у меня к тебе оказалось.
После того, как я тебя с Сиерры отправил, чтоб даже совесть не мучила, не думать о прошлом старался. Поместье продать решил, плантацию. В городе дом купил. И, собирая вещи, уже перед переездом разбирая в комнате Терри бумаги - не входил после смерти сына в комнату, не мог заставить, а тут уже необходимостью было - в столе конверт нашел. В конверте записку, длинную, как письмо и карточку вольной. Твою карточку.
А в записке Терри просил о тебе позаботится. Говорил, что не справляется с тем, что происходит, самому плохо и трудно. Ревновал слишком. Боялся, что не сможет без тебя. Боялся, что дурость совершит, что тебе больно еще раз сделает. И именно сам все прекратить хотел. Дурь, конечно. Дикость. Но опыта житейского у него не было. Не мог бороться. Силы не хватило жить.