Чудовище

Саммара Аноним

Так и замер, намертво в юбку вцепившись и рыдая.

– Маленький мой...
– тихо-тихо говорила дона Лина и гладила по голове.
– Маленький...

Столько всего Скай сказать хотел. Столько раз в мыслях и слова приветствия придумывал, и слова оправдания. Но когда дотронулся, когда почувствовал, что мама рядом, когда ее голос услышал ничего больше кроме это глупого "Мам" и произнести не смог.

Все слова ушли куда-то, ничего не осталось.

Так

бы и стоял рядом вечность, и не надо было больше ничего. Руки лишь ее чувствовать, и запах такой родной вдыхать. Только этого для счастья хватало.

Но дона Лина вдруг, словно испугавшись чего-то, тронула Ская за рукав, позвала за собой.

Отпускать не хотел. За ней потянулся, как за солнцем. Дальше от дома, чуть в сторону от переулка, в густую тень старой каменной стены городского парка.

– Тише, - услышал Скай.
– Не надо, чтоб о тебе знали. Сыночек. Радость моя. Зачем ты вернулся? Зачем приехал? Хоть бы за тебя душа не болела.

Скай слушал и не понимал, вообще не понимал вопросов. Как зачем вернулся? Как зачем прилетел? Неужели не рады? Неужели не хотели видеть?

Но и голос, и руки, и дыхание все говорило - и любит, и видеть рада безумно, и переживает. Так почему?

– Мам, я же домой вернулся... Я же так вас увидеть хотел. И тебя, и Дею, и Томаша...

Она всхлипнула. Руками лицо закрыла.

– Не надо про них. Не сейчас, Скай. Слишком плохое время...
– сказала она. И, уже в руки себя взяв, попросила.

– Улетай, пожалуйста. Грей говорил, что устроил тебя подмастерьем. Что ты выучился. Серьезным стал. Не бедокуришь уже. На Тейе в свое удовольствие живешь. Возвращайся к нормальной жизни. Пока не поздно...

Скай головой закачал, морок разгоняя. И закричать хотел. Сам же не верил тому, что слышал... Вот оказывается, что отчим придумал. Вот как оправдывался... И ни слова маме не сказал, что со Скаем сделал. Ни про клеймо, ни про ошейник...

О несправедливости от такой явной лжи кулаки сжались. Все рассказать захотел. Даже рот раскрыл и ... не стал. Зачем сейчас, зачем огорчать... пусть верит в хорошее. Пусть в придуманную для нее ложь пока верит. После рассказать можно осторожно, чтоб не ранить, чтоб не переживала, не расстраивалась. Не важно же сейчас, как Скай восемь лет жил. Уже все нормально... Почти нормально.

О другом говорить надо было. О том, что сейчас намного важнее.

– Мам, я за вами приехал. Помнишь, как отец хотел, чтоб мы в другом месте жили... У меня и деньги есть, и есть где жить. Вам рады будут. Вам у меня хорошо будет. А не захотите со мной, я вам дом отдельный куплю у моря... там такое море, мам, и закаты. Там красиво. Там солнце теплое и ласковое, и люди... Люди не злые. А здесь... Здесь же жить нельзя, мам... Здесь же страшно... И все вокруг серое... Я даже...
– он запнулся, но все же продолжил, добавил раньше для себя немыслимое.
– Хочешь, дону Грею предложи улететь... Если ты его любишь... Если он тебе нужен, я не против. Пожалуйста. Я заплачу общине выкуп за всех.

Дона Лина смотрела на Ская и не узнавала. Слишком взрослым стал

ее мальчик. Не таким, каким был. Изменился. Так изменился, будто слишком в жизни трудно пришлось. В глазах же вместо былого безрассудства и обиды на ситуацию, что-то совершенно другое было. И присмотревшись, вдруг поняла - Скай на отца слишком похож стал. Заботливый, переживающий, добрый. И чуть не заплакала снова. Зачем Скай вернулся? Не место ему такому здесь. К солнцу Скаю надо. Если уже не Дею с Томашем, то хоть его спасти...

Головой покачала дона Лина.

– Нет, Скай... сам улетай. Мы здесь останемся. Видно судьба такая... А ты ... ты Грею после спасибо скажи за то, что смог хоть для тебя нормальную жизнь устроить. Улетай...

Раньше может и не спорил бы. Может, развернулся бы, обидевшись и за такой прием, и за то, что мать безоговорочно дону Грею верит. Но не сейчас. Разучился обижаться за слова. Знал, что иногда самые колючие слова самые близкие люди говорят, совсем не для того, чтобы обидеть. Другое видел. Страх видел, тревогу видел и любовь тоже видел. Огромную и большую, как море.

И не ранить дона Лина хотела, а защитить. Тут даже дурак бы понял.

Поэтому только головой покачал.

– Нет, мам. Без вас не улечу. Я с Дэей поговорить должен. И Томаша увидеть хочу. И их уговорить попробую. Пойдем домой...

Дона Лина замерла, после вдруг Ская оттолкнула и... закричала.

– Их нет! Некого уже уговаривать... нет больше никого. Уходи!!!

А после ничего не объясняя, вдруг развернулась и к дому побежала.

Ская словно по щеке хлестнули. Больно стало... Больно и непонятно. Совершенно непонятно. Но не собирался так вот все оставлять. И вслед за матерью бросился. Нужен был ответ. Понимал, что-то страшное случилось. И он должен знать, что именно.

Догнал. Остановил. Развернул к себе и, держа за плечи, сказал:

– Нет, мама. Не уйду. Расскажи мне, что у вас тут происходит. Где маленькие? Почему я даже в дом зайти не могу, почему мы прячемся... Слышишь?

И она сдалась сразу. Сникла. Перестала сопротивляться. Но и сейчас в дом не повела, а снова подальше в тень, в темноту от посторонних глаз.

– Мне нельзя уходить из лавки надолго. Грей ругаться будет. Все изменилось, Скай. Жизнь изменилась. Магриб умирает. Ты же видишь... А за солнце, даже за такое солнце, община должна каждый год плату вносить... У нас же совсем не осталось денег. Не осталось ни золота, ни драгоценностей - их отдали в прошлом году, когда поняли, что урожая больше не будет и доходов ждать неоткуда. А сейчас... Мэр сказал, что Аграрный союз согласился за то, что Фео починят, плату живым товаром взять. Из Мааа надо было триста человек собрать - молодых, детей... Дею забрали... Просто из лицея. И Томаша забрали... Я думала, я с ума сойду. Я кричала, плакала... Но... Что я могу против воли мэра? Да и не у одной меня горе случилось. В каждой семье такое... На одно лишь надежда. Грей говорит, что если на Магрибе снова поля зацветут, то тогда можно будет всех-всех назад вернуть... Урожая лемоля даже за один год хватит с долгами расплатиться.