Чудовище
Шрифт:
Но самое лучшее? Она говорит с акцентом.
Мне наконец-то удается выпрямиться и встать в полный рост в поисках той, которая обладает этим голосом.
— Гастон, — она переводит взгляд с меня на Гаса и обратно.
Гастон?
Французский акцент?
На мгновение я оглядываюсь на Гаса, ровно настолько, чтобы увидеть, как его уши становятся красными.
— Мам, мы же говорили с тобой об этом, — говорит он сквозь стиснутые зубы.
Как может эта женщина быть его мамой?
Длинные каштановые волосы приподняты вверх, они открывают ее лицо, демонстрируя длинную шею. Ее кожа без изъянов, что не часто увидишь в этом месте. Бледность ее кожи только подчеркивает ярко красные лепестки роз, нарисованные на ее блузке; воротник немного раскрыт, и это гипнотизирует меня. У нее выразительные карие глаза, а ресницы настолько длинные, что я вижу их со своего места. Я никогда не замечал такие вещи. Обычно мой взгляд довольно быстро перемещается на юг, но с ней… я не могу перестать смотреть на ее лицо.
— Извини. — Она делает все возможное, чтобы скрыть свою улыбку. Она знает, что как-то смутила его.
Ее голос, словно шелк, и мне становится интересно, как будут звучать другие слова, слетающие с ее губ. Она снова смотрит на меня и слегка выгибает одну бровь — как будто молча спрашивая меня, кто я такой.
Хотел бы я знать ответ.
Я открываю рот, пытаясь, по крайней мере, сказать свое имя, но у Гаса другие планы. Его громкий, униженный выдох заполняет комнату и привлекает взгляды всех, в том числе и ее взгляд возвращается к нему.
— Пойдем, — говорит он, поднимая свою небольшую спортивную сумку. Он даже не оглядывается назад, пока направляется к двери, игнорируя всех, мимо кого проходит.
Чувство вины за то, что смутила своего сына, отражается на ее лице. И за что? За то, что назвала его настоящим именем? Ну и что, если оно французское и немного неуместно для Центральной Америки — это имя, которое она выбрала.
Мой взгляд впервые спускается южнее, но не по тем причинам, о которых вы подумали. Она неловко перекладывает, по крайней мере, четыре книги и нелепое количество брошюр с одной руки в другую, пытаясь удержать их, пока складывает их в сумочку.
— Эй, парень, — зову я Гаса.
Он останавливается и разворачивается, уже собираясь выйти за дверь.
Я указываю на его маму, на книги и брошюры, которые она удерживает в руках.
— Ты не думаешь, что должен помочь своей маме отнести эти вещи?
Я не хочу ничего больше, как подойти к ней и забрать из ее рук немного этой литературы. Почувствовать себя снова мужчиной — благородным и гордым. Для оправдания встать поближе, увидеть такую… красоту с расстояния всего в несколько сантиметров. Я уже несколько месяцев не испытывал такого вида желание. Все, что меня окружает, подталкивает к тому, чтобы быть таким мужчиной, быть таким героем.
Но что-то останавливает меня. Что-то, что сильнее
Взгляд Гаса скользит сначала по мне, потом по его маме, прежде чем он медленно направляется в ее сторону.
— Будь мужчиной, — говорю я, призывая, направляя его.
Он берет у нее некоторые брошюры и выбирает книги потяжелее. Но мы оба с ней знаем, неважно, как много книг он заберет. Значение имеет то, что он вообще что-то взял.
— Увидимся, Гас, — говорю я, когда он снова направляется к входной двери.
— До свидания, — говорит он, распрямив плечи.
Я наблюдаю за ним еще некоторое время, прежде чем мой взгляд возвращается в комнату. Возвращается… к ней.
Ее губы изгибаются в самой прекрасной улыбке; уголок губ с одной стороны приподнят чуть выше.
Прежде чем я успеваю сказать хоть слово, она разворачивается и направляется к двери вслед за Гасом.
Я слышу, как поблизости от меня прочищают горло, напоминая мне о том, что я остался здесь не один.
— Не звуки ли это бьющегося сердца? — спрашивает Льюис, ухмыляясь.
Я поворачиваю голову в его сторону, и покрытая корочкой кожа на шее не слишком благодарна мне за быстрое движение.
— Приятно видеть, когда кто-то вспоминает, что он человек, а не монстр, которым сам себя сделал, — говорит он.
— О чем, черт возьми, ты говоришь? — говорю я со смешком, подхватывая сумку с пола.
— Ты знаешь, о чем именно я говорю, Адам, — говорит он спокойно. Он разворачивается и начинает идти в сторону тренажерного зала, зная, что у меня нет другого выбора, кроме как отправиться следом. — Чувствовать сердцебиение. Чувствовать, как кровь бурлит в венах. Наслаждаться этими чувствами!
— И снова, — говорю я. — О чем, черт возьми, ты говоришь?
Он открывает для меня дверь, улыбаясь от уха до чертового уха, когда я прохожу мимо.
— Сегодня ты вспомнил себя, вспомнил, кто ты есть. Вспомнил о том мужчине, который, как ты думал, исчез.
— Не важно, — говорю я, оставляя его позади и игнорируя постоянную, непрерывную барабанную дробь под моими ребрами.
Но Льюис еще не закончил.
— И сейчас, когда ты вспомнил, я собираюсь подтолкнуть этого мужчину к пределам, которые были для него недосягаемыми. Давай подготовимся. — Он делает паузу, отступая на шаг от меня. — Теперь моя очередь изгнать из тебя это чудовище.
На следующей неделе я приезжаю на физиотерапию пораньше. Я говорю себе, что чем больше буду подталкивать себя, тем больше преуспею и быстрее смогу вернуться к… неважно, что там меня ждет впереди. Но я знаю, что это не единственная причина. На прошлой неделе, после моей адской тренировки, я заглянул в электронное расписание, чтобы узнать, когда у Гаса следующая встреча. После этого я наметил свою встречу сразу после его.