Чудовище
Шрифт:
Кто я?
Кем буду?
Кем могу быть?
— Я так отчаянно хочу, чтобы Гастон поверил, что то, что отражено снаружи, не обязательно должно быть отражено внутри, — говорит она. — Я знаю, что это звучит глупо… со всеми операциями, через которые я собираюсь его провести.
— Это не так, — прерываю я ее. — Я понимаю это. Я понимаю твое желание дать ему так много нормальной жизни, насколько это вообще возможно. Я уверен, что это не просто — принимать самостоятельно все тяжелые решения.
Она грустно улыбается, но в то же время и облегченно. Облегченно, потому что кто-то
Как мужчины, мы сами определяем, что мы можем делать. Но в большинстве случаев, все, что мы не можем делать или можем, но недолго, — это выделяться. Легко потерять самооценку, когда переступаешь черту.
Без намеков или даже без единого предупреждения, Амели поднимает руки и кончиками пальцев аккуратно касается моей обожженной шеи.
— Это не то, кем ты являешься, — говорит она, ее голос нежный, но звучит достаточно громко, чтобы долететь до моих ушей.
Медленно я поднимаю руки — моя незамедлительная реакция, чтобы устранить ее мягкие касания. Но я удивляю сам себя, а потом и Амели, когда переплетаю наши пальцы и сильнее прижимаю их к своей коже.
— Я больше не знаю, кто я, — признаюсь я честно. — Я не тот Адам, каким был раньше.
— Возможно. Но ты все еще мужчина. Хороший мужчина, — заявляет она.
Мы не отводим друг от друга взгляда, и нужда быть ближе все еще ошеломляет меня. Потребность еще больше касаться ее напоминает мне о том, как сильно я стремился забыть обо всем.
— Да, — выдыхаю я. — Мужчина. Но я не совсем уверен насчет того, что хороший.
Она облизывает губы, и именно в этот момент я понимаю, что ничто не сможет остановить меня от того, чтобы поцеловать ее. Ничто не остановит меня от того, чтобы держать ее в своих руках и прижаться своим лицом к изгибу ее шеи. Вдыхать ее запах, пробовать ее кожу.
Я думаю о том, что мог бы так и прожить свою жизнь без этих ощущений. Без этой нужды.
— Амели, — шепчу я.
Она только слегка приоткрывает рот, но этого достаточно, чтобы дать мне знать, что это приглашение. И у меня ни на секунду не возникает желания отступить. Не в этот раз. Я наклоняю голову, готовый захватить ее губы и забыть обо всем остальном. Забыть о том, кто мы и почему находимся здесь. Сегодня, вместо того, чтобы зацикливаться на том, кто я есть или кем буду, я хочу сконцентрироваться на том, кем, как она думает, я могу быть. И только я собираюсь взять то, что хочу, когда дверь в тренажерный зал открывается и громкий, раскатистый голос Гаса заполняет комнату.
Мы тут же отскакиваем друг от друга — как пара тинэйджеров, пойманные в доме родителей с выключенным светом. Я быстро поправляю свой стояк, смущенный от того, как легко ей удалось произвести на меня такой эффект, и делаю глубокий вдох, пока Амели встает, прикрывая меня.
— Привет, Адам, — говорит Гас, попытка его мамы прикрыть меня терпит неудачу.
— Привет, парень. — Я натянуто улыбаюсь, усмиряя свой стояк, прежде чем встать.
К счастью, Гас слишком рассеянный, чтобы что-то заметить.
— Как сегодня все прошло? — спрашивает Амели, приседая до уровня Гаса. К несчастью для меня,
Лицо Гаса застывает, явно показывая его разочарование.
— Ты была права, — начинает он. — Льюис сказал, что еще слишком рано.
Амели сочувственно склоняет голову.
— Мне очень жаль, Mon Cheri. [2] .
Разочарование Гаса слишком сильно, чтобы даже заметить очередное прозвище от его мамы. А если бы он заострил на этом внимание, то очень сильно расстроился бы.
2
MonCheri с французского — родной
— В чем дело, парень? — спрашиваю я, наконец-то готовый встать.
— Сегодня наша первая игра. — Он поднимает на меня взгляд. — А я не могу играть.
Бейсбольный сезон. Второй дивизион.
Амели поворачивает голову и смотрит на меня.
— Мы не можем рисковать, чтобы он не получил травму. Не перед операцией, — объясняет она.
Я понимающе киваю.
— А после операции я тоже не смогу играть, — огорченно заявляет Гас. — Пройдет весь сезон, прежде чем я вообще смогу играть.
Его разочарование ощущается как удар под дых. И вместе со всем, через что он прошел и проходит до сих пор, единственное его желание — быть со своими друзьями на поле.
— Ты должен пойти на игру, — говорю я.
— Но все сказали, что я не могу играть, — отмечает он, оглядываясь на Амели.
— Это не значит, что ты не можешь туда пойти и быть частью команды. Занять место на скамейке запасных. Быть стержнем команды.
— Какой в этом смысл?
Я перевожу взгляд с Гаса на Амели. То, что она сказала раньше, заполняет мой разум.
— Потому что ты все так же являешься игроком. И твои товарищи по команде все еще нуждаются в тебе. Без стержня команда ничто.
Амели улыбается мне, а затем поворачивается к Гасу.
— Тебе нравится эта идея? Мы можем пойти и посмотреть. Я буду подбадривать команду вместе с тобой, — предлагает она, взволнованная тем, что Гас сможет быть частью своей команды, даже если и в ином качестве.
Гас смотрит на меня.
— Пойдешь с нами? — спрашивает он меня.
Такого предложения я не ожидал. И судя по тому, как Амели реагирует на мое удивленное лицо, у меня не получилось хорошо его скрыть.
— Cheri, я уверена, у Адама есть дела, которые нужно сделать… — начинает она, предлагая мне выход из этой ситуации.
Выход, о котором раньше я бы мечтал. Выход, в котором я больше не уверен.
— Конечно, парень, — слышу я свои слова.
Амели смотрит в мою сторону, и во второй раз за сегодняшний день я различаю знакомую эмоцию во взгляде. Которую хочу видеть снова и снова.
Радость.
— Круто! — восклицает Гас. — Мы играем на поле «Данмор». В шесть часов, да, мам?