Чудовищное
Шрифт:
Затем она нахмурилась на себя.
"И кто я такая, чтобы говорить о моральном преступлении? Я та, кто подглядывает в окна".
Клэр знала, что это неправильно, но она наблюдала несколько минут, довольно очарованная физической ловкостью своих двух охранников. Джойс и Рик, конечно, оба были голыми, и они использовали высокую кровать Джойс под балдахином в качестве сексуального спортзала, активно исследуя каждую мыслимую позу - и некоторые не столь мыслимые - в которой их гениталии могли бы быть соединены. Красивое лицо Джойс казалось широко открытым в самом
"Господи Иисусе, сегодня все готовят бекон!
– подумала Клэр. Это была почти завистливая жалоба.
– Это чертовски счастливый остров..."
Она опустила бинокль, подумала об этом мгновение, затем убрала его.
"Я была плохой девочкой достаточно долго. Джойс действительно нужно закрыть жалюзи".
Она знала, что служебные романы всегда имели большой потенциал для неприятностей, но ей слишком нравились Рик и Джойс, чтобы сообщать о них. Кроме того, они были хорошими охранниками, и Клэр также надеялась, что они все тоже смогут стать друзьями.
Она не могла отрицать свою маленькую влюблённость в Деллина, но он был слишком далёк, слишком поглощён своей профессией, чтобы считать Клэр кем-то бoльшим, чем просто служащей. Ни о чём, кроме прочных профессиональных отношений, не могло быть и речи, и Клэр чувствовала себя нелепо, даже размышляя о романе. По правде говоря, у неё уже давно не было настоящих друзей - бoльшую часть её студенческих лет и всё время её службы в ВВС - до такой степени, что теперь отсутствие какой-либо социальной жизни казалось нормой. В колледже она сделала оценки своим главным приоритетом, а в ВВС - своей производительностью труда. Теперь, спустя столько лет, она начала понимать, чего она упустила.
"Ну, я разберусь. Это всего лишь мой первый день!"
Ей просто нужно было найти обходной путь, чтобы предложить Рику и Джойс быть более сдержанными. И закрыть их чёртовы жалюзи, когда они делают "ух ты"!
Она решила вернуться к работе. Она снова завела "Блэйзер" и поехала. Проверка дверей в клинике показалась хорошей идеей, и ей не помешало бы ещё раз проверить главные ворота. "Блэйзер" скрылся за узкой дорогой.
В каком-то смысле, было жаль, что она не осталась здесь ещё на несколько минут - с биноклем - потому что если бы она это сделала, то увидела бы тёмную фигуру, крадущуюся около коттеджей, заглядывающую в окна.
* * *
Рука, почти нежно, потёрла раздутый живот. Её пупок к этому времени вывернулся наизнанку, торчащий маленький узелок плоти.
Машины гудели.
Что-то быстро пищало вместе с её сердцем.
– Тужься сейчас. Тужься.
Женщину на столе номер два звали Донна Крамер. Она была довольно молода и даже могла бы назваться привлекательной во время беременности. Дородовая лактация наполнила её грудь, осветлила соски. Стальные стремена
Она не могла кричать; ей заткнули рот дыхательным аппаратом, простой пластиной резины с воздуховодом в нём.
Она также не могла много чувствовать, и она едва могла думать, потому что, как и Грейс Флетчер - женщина на столе номер один - она была подвергнута радиоактивной лоботомии. Технически её состояние можно было бы назвать СВС - стойким вегетативным состоянием. Менее чем технически, можно было бы сказать, что её мозг был испорчен до такой степени, что он больше не работал.
– Двадцать восемь дней - это удивительно, - раздался над ней голос.
На самом деле в комнате стояли две фигуры - двое мужчин - но это всё, что сниженные умственные функции Донны позволяли ей знать. Она даже не знала, что собирается рожать, по крайней мере, на самом деле. Теперь она потеряла эту концепцию.
– Тужься, тужься. Не волнуйся. Ты будешь прекрасной, прекрасной матерью - матерью чуда...
Было не больно. Между спинальными инъекциями и лоботомией префронтальных болевых центров она чувствовала только огромное давление. Возможно, это был инстинкт или фантомная память, которые позволяли ей напрягать мышцы живота, когда мужчина говорил:
– Тужься.
Она тужилась и тужилась.
– Я вижу головку! Тужься!
Она тужилась и тужилась ещё немного.
– Да, да!
Огромное давление покинуло её, как будто его вытащили отсюда. Её голова упала на стол, а её пухлые, наполненные молоком груди закачались. Хотя она не могла понять, что видит, её зрение всё ещё регистрировало.
Она увидела, как её тугой, блестящий, раздутый живот сжался так же быстро, как баскетбольный мяч с воткнутым в него ножом.
То, что было внутри, теперь было снаружи.
Некая синаптическая активность вызвала ещё один фантомный намёк на мысль: она должна была что-то сейчас услышать? Плач ребёнка?
Но она ничего не услышала.
– Чёрт возьми. Он не выжил.
– Это очень плохо.
– Не стой там с этим. Убери его. Мне тошно смотреть на это.
– Извини.
Донна Крамер увидела маленькую штуку, которую из неё вынули. Какой-то мужчина держал её на весу в ярком свете, как мешок с луком. Розовый пупок свисал, словно петля кишечника.
Голова Донны невольно повернулась в сторону. Её глаза встретились с чьим-то взглядом. Это была Грейс, женщина на столе номер один, чьи глаза смотрели прямо в её глаза. Глаза были мертвы, но каким-то образом всё ещё живы.
Долгий вздох.
– Убери это сейчас же.
– А как насчёт...
– Она? Оставь её пока. Мы продолжим внутривенное питание. И вымоем её. Я пока не знаю, что с ней делать.
– Могу ли я...
– Просто делай, как я говорю. Я дам тебе знать, когда решу. Чёрт. У нас всё ещё эти тератологические синдромы. Я этого не понимаю; мы сделали полный скрин.
Пауза растянулась над белой комнатой.
Затем тот же голос сказал:
– Попробуй, попробуй ещё раз, я думаю...