Чудовищные сны разума (сборник)
Шрифт:
P.S. Совсем забыл: я спешил сообщить всем девчонкам, что их салон – это моя бывшая квартира, на что они отвечали, что уже знают об этом. Вероятно, я таким образом намекал им, что они должны исполнять роль моей бывшей подруги, которую я трахал до них. Причем они об этом прекрасно догадываются.
Укус мамбы [30]
повесть
Седой человек шел по улице Ленина, сгорбившись и понурив голову. На лице его застыло безразличное выражение, но вглядевшись в темные, с
30
Повесть написана совместно с Ильгизаром Буракаевым.
Пожилой человек свернул на Коммунистическую и вскоре приблизился к внушительному, облицованному мрамором зданию всего в пять этажей, но занимавшему большую площадь. Поднялся по ступеням парадного входа и, мельком взглянув на табличку: «Федеральная служба безопасности РФ. Управление по Республике Башкортостан», – толкнул массивную дверь, облицованную бронзой. Очутившись в холле, направился к охраннику:
– У меня назначена встреча с генералом Бардамшиным.
Тот связался с кем-то по внутренней связи. Вскоре появился молодой человек, проверил документы, пригласил следовать за собой.
Эфесбешник провел посетителя по каким-то коридорам, остановился возле одной из дверей, табличка на которой гласила: «Заместитель начальника по борьбе с коррупцией и организованной преступностью». Войдя, представил гостя, приглашающе распахнул дверь.
Поднявшийся из-за стола человек был невысок, коренаст, с приятным улыбчивым лицом, похож на одного популярного российского актера.
– Лукманов, Ибрагим Ильгизович, – представился посетитель.
– Бардамшин, Альберт Ахатович, – пожал руку гостю хозяин кабинета, – присаживайтесь.
– Я… – Лукманов откашлялся, – меня направил к вам…
Генерал поднял руку:
– Знаю, знаю – Владимир Хамитович. Мы с ним давние друзья, он не раз выручал меня в трудных ситуациях. Да, он вкратце изложил мне суть дела…
Бардамшин выдвинул ящик стола, достал кожаную папку. Открыл ее, пролистал какие-то бумаги.
– Здесь у меня следственное дело по факту пропажи без вести вашей дочери, – он нахмурился, – следствие пока не дало никаких результатов. Зацепок нет, не обнаружена она и среди… гм, неопознанных тел. Хотя было подозрение на обычный уход из дома.
– Моя дочь не такая, – твердо ответил Лукманов, – и ей незачем было уходить из дома. Я уверен – ее убили.
Бардамшин внимательно посмотрел на него, покачал головой:
– Вас не устраивают результаты официального расследования?
– Те, кто его вел – ошиблись. Или просто халатно отнеслись к своим обязанностям.
Гость помолчал, затем продолжил:
– Я прошу у вас помощи – следствие нужно довести до конца и установить истину.
Генерал откинулся на спинку кресла, о чем-то задумался.
– Видите ли, – он тряхнул головой, – наша организация заняться этим делом не может – оно вне нашей компетенции. Единственное, что я могу вам посоветовать – это обратиться к частному детективу…
Это произошло месяц с небольшим тому назад. Рамиль Мамбетов полулежал на заднем сидении неприметной
Напарник Мамбетова крутился где-то внутри здания, в разношерстной толпе местных любителей азартных игр. Как только «объект» покинет дом развлечений, они «поведут» его, меняясь с другими «топтунами». Вторая машина с двумя операми из «наружки» застыла метрах в ста от них.
Майору Мамбетову шел тридцать восьмой год, из них восемнадцать он отдал работе в уголовном розыске. Сейчас он возглавлял отдел, но на задания выезжал лично, не чураясь любой работы на улицах. Профессия мента ему нравилась, что и когда бы о ней ни говорили, причем нравилась всегда – в юности до службы в армии, во время первых шагов в «уголовке» и учебы на заочном юрфака, после нескольких ранений. Нравилась она ему и теперь, когда, казалось бы, устаешь от всей той грязи, с которой приходилось иметь дело в лучшие годы своей жизни.
За время работы в органах ему приходилось сталкиваться с множеством преступников всех мастей и рангов – от матерых рецидивистов, ненавидящих Закон и его стражей, до случайных, сбившихся с истинного пути бедолаг, совершивших преступления в порыве отчаяния, от безысходности, и раскаивающихся в содеянном. Многим он глядел в глаза за эти прожитые годы, пытаясь понять – что же толкнуло его подследственных на совершение преступления? Многое перевидал на своем веку опер и пришел к выводу, что и простить можно многое, но ни в коем случае убийства и нанесение тяжких увечий, совершенные в корыстных целях или из хулиганских побуждений. И караться подобные преступления должны не тюремным заключением, штрафами, пусть и огромными, и конфискацией имущества, а исключительно смертной казнью.
Как говорится в Ветхом Завете: «Око за око, смерть за смерть». Христианское же всепрощение Мамбетов не понимал и не принимал – ни умом, ни сердцем. Если негодяй, будь то закоренелый преступник, маньяк или забияка, мнящий из себя крутого, отнял жизнь другого человека по злому умыслу – в силу своего патологически злобного характера, больной психики или неуемной алчности, то он должен быть уничтожен как бешеный зверь, и суд обязан его приговорить к высшей мере наказания. И к черту все эти моратории! А то ведь, в противном случае, когда убийца или насильник помилован, получается, что государство заведомо ценит жизни своих законопослушных граждан намного ниже, нежели жизни подонков и всевозможных социопатов.
Мамбетов был убежден, что потенциальные убийцы, садисты и насильники, зная, что им грозит за совершение смертного греха, лишний раз призадумаются и вовремя остановятся, так и не воплотив свои преступные помыслы в жизнь, а все эти сюсюканья об увечной психике, душевных травмах и невменяемости точно так же неуместны, как оправдание опьянением. Никаких смягчающих обстоятельств не должно быть и в помине! Иначе можно задаться вопросом: а зачем пристреливать взбесившихся животных, ведь они не виноваты? Может лучше закрыть их в помещении и кормить через специальное устройство, пока они сами не издохнут от поразившей их болезни? Но бешеных псов мы уничтожаем, а ведь они, в отличие от человека, не обладают разумом и поэтому не могут контролировать свои поступки. Человек же может контролировать себя, даже если он «взбесился».