Чуффеттино
Шрифт:
Шли счастливые дни, недели, и капитан уже думал о близком возвращении, как вдруг произошло несчастье. Однажды с вечера встал густой туман над морем. Капитан встревожился, матросы призадумались, и недаром: на рассвете следующего дня корабль наткнулся на что-то твердое, вероятно на подводную скалу. Показалась течь и, как ни бились матросы, ясно становилось, что корабль погиб.
Общее уныние овладело всеми, с судном сжились и оставлять его на произвол волн было жалко, и жутко было пуститься в этой мгле по морю, не зная куда.
Но иного выхода не было, спустили шлюпки одну за другой,
Бросив последний взгляд на гибнущее судно, капитан сильно взмахнул веслами, и вскоре лодка вышла из полосы тумана и быстро пошла вперед.
Подгоняемая свежим ветром, со своим белоснежным парусом, делавшим ее похожей на причудливую морскую птицу, лодка быстро неслась вперед, то поднимаясь, то опускаясь на слегка покрытых пеной лазурных волнах.
Часы проходили за часами. В лодке дарило уныние. Капитан жалел о своем литературном труде, оставленном на корабле, Мелампо — о вкусном супе, Чуффеттино — о своей удобной кровати в каюте капитана. Все трое в течение целого дня ничего другого не делали, как только усердно, взапуски зевали, при чем Чуффеттино перещеголял своих товарищей, зевнув тысячу двести раз… Представьте себе, как устали от такой работы его скулы!..
К вечеру нашим друзьям стало легче. Жар свалил, солнце, немилосердно обжигавшее в течение дня их головы и спины, теперь освещало своими последними пурпуровыми лучами сине-лазурные волны; повеял прохладный вечерний ветерок… Все вздохнули с облегчением.
— Далеко еще, господин капитан? — спросил Чуффеттино, кончая обгладывать кость от ветчинного окорока, над которой он работал в течение целого часа. — По правде сказать, я здорово соскучился, — прибавил он мрачно.
— Что ж, если уж так соскучился, выйди из лодки и иди, куда тебе вздумается… И как ты, правда, можешь спрашивать, далеко ли еще нам ехать, если я даже не знаю, куда мы собственно плывем?
— Приятная служба моряка — нечего сказать.
— Не хуже и не лучше многих других.
— Работай до устали, да еще и рискуй каждую минуту отправиться в рыбье царство! И все это в сущности для чего?
— Замолчи, мальчуган, не говори глупостей. На свете всякий, кто работает, приносит пользу обществу и сознание это служит наградой за труд. Что бы было с промышленностью, с торговлей без моряков.
— Нет, знаете ли, все-таки, кем лучше всего быть на свете?
— Кем?
— Богатым барином. У меня, по крайней мере, большие к этому задатки.
— Умные речи! Нечего сказать! А я-то надеялся, что в тебе, наконец, проснулось желание работать.
Чуффеттино смутился, но возразил:
— Мне совсем не хочется работать.
Капитан Манджиавенто грустно вздохнул.
— Мне остается только пожалеть, — сказал он, — что твои слова не могут быть услышаны Феей Детей!.. Как хорошо было бы, если бы она их услышала! Знаешь, каким образом она бы тебя наказала? Исполнив твое желание.
— Но Фея Детей далеко, — грустно сказал мальчик, — чересчур далеко… Она не услышит…
— Кто знает!?. — прошептал в эту минуту чей-то нежный, нежный голос у самого уха мальчика. Он быстро обернулся, взглянул сначала
— Это вы сказали сейчас, господин капитан: «Кто знает»?
— Я?! И не думал, — все продолжая смеяться, ответил капитан.
— Но в таком случае… — Чуффеттино готов был по своему обыкновению разозлиться, но в эту минуту ему вдруг неудержимо захотелось спать.
Он лег на скамейку, закрыл глаза и моментально заснул.
На следующий день наших путешественников застигла страшная буря. Небо сделалось вдруг совсем черным, и на поверхности моря, накануне гладкой, как зеркало, стали вздыматься огромные водяные зеленые горы, окаймленные белой пеною. Бедную лодку подбрасывало, как щепку. Она попробовала было бороться с волнами, но тщетно. Мачта ее сломалась, парус унесло ветром, она потеряла сначала весла, потом руль, и наши друзья остались совершенно беспомощными во власти разъяренной стихни. Внезапно около самой их лодки разверзлась страшная бездна. Она была конусообразной формы, и воды, крутясь в бешеном вихре, все глубже и глубже устремлялись в эту гигантскую, черную, как ночь, воронку. Еще мгновение — стремительное течение подхватило лодку и началось страшное погружение в бездну…
Мелампо жалобно выл, Чуффеттино громко плакал, капитан кусал свои кулаки… Всякая надежда исчезла. Неожиданно лодка ударилась о подводную скалу, раздался зловещий треск, и в следующее за этим мгновенье все исчезло в бездне…
Глава шестнадцатая, в которой Чуффеттино пользуется всеми благами жизни в „Царстве Лентяев“
На утро следующего дня Чуффеттино оказался лежащим на берегу какого-то острова. Берег был очень круг, и, взобравшись на него, Чуффеттино еле переводил дух от усталости. Но вся эта усталость мигом слетела с него, когда он увидел лежащим в некотором расстоянии от берега город изумительной красоты. Точно бесчисленные гигантские бриллианты и изумруды сверкали в лучах утреннего солнца золотые купола его дворцов и минаретов, и весь он тонул в темной зелени своих рощ и садов. Редкое по красоте зрелище. От восторга Чуффеттино принялся прыгать, как обезьяна. И с громкими возгласами: «Какой дивный город! Какая красота!» — бросился бежать по широкой дороге, которая вела к городским воротам. Он бежал, что есть духу, опустив голову и не глядя перед собою, и едва не натолкнулся на телегу, запряженную парой ленивых волов, медленно двигавшуюся ему навстречу. Сидевший на возу сена человек рассмеялся тихим, беззвучным смехом, потом зевнул и сонным голосом спросил Чуффеттино.
— Куда ты торопишься, глупый малыш? Как тебе не совестно так быстро бежать? Ты мог бы размозжить свою голову, ударившись о дышло.
Чуффеттино оглядел сначала говорившего с ним полусонного возницу, потом закрывавших глаза ленивых волов и звонким голосом крикнул:
— Мне нечего стыдиться, что я бежал, а вот вам нужно было бы лучше править своими волами. А если вы не выспались, то оставались бы дома.
Возница с недовольным видом зажал уши и проговорил посла небольшого зевка: