Чума в Бедрограде

Альфина и Корнел

Вонючую пихтотропную капсулу в волосах (тонкой полоской пластыря к уху) замаскировали хрупкой цветочной веточкой. А то если б посреди разговора от Гуанако черёмухой заблагоухало, даже тупая армейская башка заподозрил бы его в худшем. Надо сразу маскировать хрупкую цветочную веточку. Чтобы в худшем не заподозрили заранее. То есть чтобы заподозрили и потом уже не дёргались.

И за этим Гуанако молитвенно приполз на коленях к Охровичу и Краснокаменному, и такой говорит: нет, ребята, это недостаточный материал для отдельной

пьесы. Давайте кратенько.

Натуральный попрал (вид тучного горного козла), только хилый.

В общем, Гуанако попросил сделать с ним что-нибудь, чтоб никто не удивился веточке черёмухи в руках.

И они сделали.

Они создали.

Он сперва ныл, что вот так как раз не умеет. Даже косу отказывался заплетать (пришлось повелеть Муле Педали лично попросить его об этом). А теперь вон явно втянулся, не спешит из рубашки-то выскакивать.

Даже усталую сонность всем телом изобразил, чтоб подольше из неё не вылезать.

Депривация агрессии принимает странные формы, да, да, да, постыдный профессор?

— И как вам единение братьев по оружию? — вопросили Охрович и Краснокаменный.

— Мы же видим, что вы откинулись и закурили.

— Встреча прошла удовлетворительно?

— Расскажите нам все грязные подробности.

— Более чем удовлетворительно, — Гуанако выдохнул дым в крышу машины, самодовольный. — Брат по оружию желает повторить, но уже не со мной, а с реальной университетской властью. Без бюрократии, зато с пушками. Завтра ночью, в том же месте.

— Это сложно, — нахмурились Охрович и Краснокаменный.

— Мы не уверены в своей готовности соорудить в том же месте горы за сутки.

— Да и запас кассахов у нас ограничен.

— Теперь — совсем ограничен, братскими же стараниями.

— Одну только форму ИВА шить — полночи уйдёт.

— Он хорошо подумал?

Гуанако потеребил косу (сознался бы уже в своих страстях!!).

— Забейте на форму, он же не один пойдёт. Всю Бедроградскую гэбню кассахами не купишь.

Ах, так он не о войне в Северной Шотландии? А то Охрович и Краснокаменный на секунду подумали, что это он о войне в Северной Шотландии!

Разборки с реальной властью — это хорошо. Одна формулировочка заставляет предвкушать.

Охрович и Краснокаменный знают, кто есть реальная власть Университета.

Охрович и Краснокаменный утомились отбиваться от сыплющихся на голову младших служащих.

Одни шлют бездарей, а другие уже не знают, куда тела девать.

Но это сейчас неважно. ПРИОРИТЕТЫ — вот чем должна уметь оперировать реальная власть.

— Вы ничего не понимаете в грязных подробностях, — указали Охрович и Краснокаменный.

— Расскажите нам на

самом деле грязное.

— Расскажите нам, как на самом деле прошла встреча.

— Чем вы занимались.

— Почему вы такой довольный.

— Первое «вы» — это вы двое, а второе «вы» — это вы один.

— Мы обращаемся к вам во множественном числе только из уважения к вашим множественным смертям, чтоб вы знали.

— Что вспомнит профессор Гуанако об этой встрече в своей следующей загробной жизни?

— Чем она примечательна?

— Расскажите нам правду!

— Правда предсказуема, — вздохнул Гуанако.

ОПАСАЙТЕСЬ ВЖИВАНИЯ В ОБРАЗ, постыдный профессор.

Вы уже закатываете глаза. Ещё день — и вы будете закатывать истерики.

В вашем организме происходят кошмарные и необратимые изменения.

— Вы загнали Социю пару скопцов? — из вежливости предположили Охрович и Краснокаменный.

— Развели его на бабки?

— Совратили?

— Убедили бросить гэбню и запереться с вами вдвоём на складе на неопределённый срок?

— Если последнее, то, вынуждены вас огорчить, план провалился.

— Вы в такси с нами, а не на складе с Социем.

Это должны были быть скопцы. Наверняка скопцы. Скопцов висит сегодня революционным чучелом на кафедре. Скопцов — это неожиданная власть, мастерство слова, личина благих намерений и смешение цинизма с высокими идеалами. И ещё скопцы (Виктору Дарьевичу — живые, Бедроградской гэбне только что — мастерски словесные)!!

Это должны были быть скопцы.

СкОпЦы!!

— Ничего из ряда вон выходящего у нас там не было, — нормальным (одумался, молодцом) голосом ответил Гуанако. — Просто воплотили вдруг все мои дурацкие фантазии. Посмотрели — посмотрели, оцените техническое оснащение! — стародавнюю запись, где тысячи безликих людей в форме трахают Диму. Взглянуть ещё разок на эту запись в спокойной обстановке — это была у меня такая давняя фантазия, я даже верил, что она реалистична и как-нибудь когда-нибудь исполнится. Ну и вот. Потом исполнились совсем уж малореалистичные: я подрочил своему бывшему командиру во время допроса, а под занавес он от души засветил мне под рёбра. Всего лишь.

Охрович и Краснокаменный даже слегка оробели от такого счастья. Аки художественный Гуанако пред художественным командиром в художественной пьесе.

У этого человека действительно нет морали ( — есть, но стремится он к правильным идеалам).

О да, они перескажут это Диме.

В лицах (и числах — числа, числа, пусть Гуанако назовёт числа!).

Перескажут не содержание плёнки (он наверняка в курсе, что там было), а содержание пересказа Гуанако перескажут. И это СЧАСТЬЕ.