Чума в Бедрограде
Шрифт:
Охрович и Краснокаменный должны быть довольны: в конечном счёте Габриэль Евгеньевич всё-таки оказался ресурсом.
Ресурсом.
Диме было как-то почти смешно от того, что ещё пару дней назад его дёргало это слово, а всё-таки — он привык к нежному и ласковому индивидуальному подходу всех ко всем. Нежные индивидуальные допросы каждого двадцатилетнего прыща у гэбен. Нежные индивидуальные беседы на Колошме. Нежная индивидуальная операция по вытягиванию информации у Гошки. Нежная индивидуальная твирь в жопу.
Что твирь можно совать в жопу всем скопом («скоп» — это, видимо,
Разве ж нет?
Да же!
Обратное требовало усиленной внутренней работы по привыканию.
Виктор Дарьевич уехал буквально пару часов назад, рассыпая по тропе, на которую ступали его ноги, щедрые дары. Он дал капсулы с предположительно (сам Дима не пробовал) черёмуховым запахом, которые позволили задурить Соция. Он дал Гуанако прямоугольную жестяную коробочку с липкой субстанцией ядрёно-сиреневого цвета, которую настоятельно не советовал пробовать на вкус и которая должна была утихомирить любые личные претензии Озьмы, поскольку экспериментальные наркотические средства стоят натуральное состояние. Он обещал прислать к завтрашнему дню людей, чтобы искать и лечить больных в Бедрограде и за его пределами, он обещал прислать реально много денег, он обещал перспективу доить Медицинскую гэбню и дальше. Он до глубины души восхитился неповторимым стилем Университета и магическим ударом копыта решил все материальные проблемы.
Взамен Виктор Дарьевич попросил всего ничего: скопцов для когнитивных исследований, Габриэля Евгеньевича для разнообразных, ответы на некоторые вопросы да образец штамма водяной чумы с лекарством. В сравнении с щедростью даров — тьфу, плевок карликового коня в вечность.
Не считая сущей мелочи, оставшейся несколько за кадром.
Дима отдал ему остатки грязи, из которой гипотетически происходит степная чума.
Того самого сырья, ради сокрытия которого от Медицинской гэбни было выстроено столько сложных комбинаций, поскольку неизвестно, что они станут с ним делать, но вряд ли что-то хорошее.
(Справедливости ради, сам Дима тоже не то чтобы что-то сильно хорошее сделал, так что всё путём, равновесие и гармония.)
Виктор Дарьевич уже почти стоял на пороге (они с Димой собирались пройтись в направлении медфаковского лазарета, откуда следовало выкрасть Габриэля Евгеньевича — вряд ли Попельдопель жаждал лицезреть адресата своих слезливо клянчащих гранты писем; адресат вот точно не желал лицезреть Попельдопеля, и вообще, у него конспиративная шляпа для красоты, что ли?). Эту самую шляпу он и нахлобучивал, а потом обернулся и спросил, заглядывая в лицо своими омерзительно умными глазами — так всё-таки, Дмитрий, откуда же взялось сырьё для водяной чумы?
Дмитрий всё это время надеялся, что за увлекательными обсуждениями правомочности экспериментов на детях и шаманских способах борьбы с психическими отклонениями (нетрудно догадаться, кем работал в степи Гуанако) вопрос сырья и степной чумы как-нибудь забудется.
Не забылся.
И хочется же сказать, что Дима Виктору Дарьевичу всё
Трудно, прям-таки невозможно отшить человека, который к тебе явно всей душой.
(Душой, снабжённой омерзительно умными глазами, которые и смотавшихся из Порта чаек заметили, и о степной чуме явно всё поняли.)
И очень, очень странно становится, когда все сложные комбинации, построенные ради сокрытия банки грязи от Медицинской гэбни, падают жертвой одного простого вопроса.
Поэтому окрылённый Виктор Дарьевич умчался с Габриэлем Евгеньевичем под мышкой и банкой степной грязи в кармане, и его магические копыта стучали по брусчатке особенно звонко.
Самое весёлое — что со всем этим явлением козла из машины судьба Сепгея Борисовича осталась неясной.
Ну полечим, туманно посулил Виктор Дарьевич.
Ну полечат.
Все кругом только тем и заняты, что друг друга калечат, потом лечат, потом снова калечат и далее. Можно организовать замкнутую систему, в которой всегда найдётся работка для пробегающего мимо трижды покойника.
И все будут довольны.
Кроме нескольких случайных жертв и прочих хороших людей.
Гуанако успел наплести стройных стратегических планов, которым подобало опутать Диму и не пустить его на встречу с Социем (хитрость заключалась в том, что на неё попёрся сам Гуанако), но явление козла из машины их несколько обесценило.
Потому что когда вселенная говорит тебе — не рыпайся, козявка, у меня всё просчитано, твои потуги тут уже всем приелись, бери лучше деньгами — разумнее всего не рыпаться и брать деньгами.
А завтра, вероятно, покойный Димин батюшка вылезет из-под своего карданного вала и решит взять его судьбу в свои руки.
Это вовсе не было бы неожиданным.
Зато неожиданным был тот факт, что липкая ядрёно-сиреневая хрень, шматок которой был честно похищен из коробочки, предназначенной Озьме, не распалась в спиртовой среде а, кажется, образовала с ней некую стабильную циклическую реакцию.
Круто!
Виктор Дарьевич ударом копыта решил все материальные трудности, и все ему, конечно, были от глубины определённых внутренних органов благодарны, только материальными трудностями гора нынешних бед не ограничивалась. Даже если оставить в стороне никуда не девшуюся трогательную дружбу с Бедроградской гэбней и прочих фигурантов Университета, всё равно оставались задачи.
Порт не хотел денег. То есть Порт, конечно, хотел денег, и посмели бы ему их не дать, но помимо денег он хотел и духовной пищи. Того, что купить сложно.
Изобретательности.
«Удиви меня, тварь», — говорил Порт, и Дима покорно плёлся удивлять.
(Тем более что счёт явно шёл на часы, а деньги от Виктора Дарьевича могли прийти не раньше, чем Виктор Дарьевич доехал бы до Столицы.)
Порт любит бухать, лизать, курить и нюхать — вот пусть и получит Экспериментальную Наркотически-Алкогольную Смесь имени Дмитрия теперь уже Борстена. В двадцатилитровый бак пошло всё, от лёгких галлюциногенов до содержимого попельдопелевского кофейника.