Чума в Бедрограде
Шрифт:
За забором — Порт, в Порту — чума, блокада, слухи про Максима и чуму.
Максиму всегда казалось, что Порт — какая-то другая реальность, строго перпендикулярная привычной. Пересекается с ней по одной прямой, и как на этой прямой искажаются все известные переменные — сам леший не разберёт.
— Глупо-глупо, я вот не купился, — всё так же довольно согласился Муля Педаль. — Гуанако сказал, это не ты, и я сразу мозгами-то пораскинул, сразу допёр: конечно, не ты, тебе оно нахуй надо?
Гуанако сказал.
Несколько дней назад
— Гуанако сказал, что подлюка и змея из тебя так себе, что подобное блядство тебе бы и в голову не пришло, — разливался соловьём Муля Педаль — Сказал, что ты хороший парен’, сверх всякой меры хороший, оттого на тебя и вся сран’ и посыпалас’.
Максим продолжил созерцать забор.
Переменные принимают абсурдное значение.
Хороший парень
Сверх всякой меры. Настолько сверх, что плюнул на собственную гэбню, на Университет, на зачумлённый город — и сорвался на Пинегу. И нет бы просто сорвался, забыл или хотя бы не смог позвонить. Так ведь сам бросил трубку, не стал предупреждать, что, куда и зачем.
Сверх всякой меры хороший парень.
Только если понятие «хороший» с необходимостью включает в себя признак «не очень умный».
В таком случае Гуанако сам поразительно хороший, хм, парень. Потому что видит всех — абсолютно всех, кто заслуживает и не заслуживает! — хорошими.
Одно дело — полагать, что «плохих» самих по себе, без конкретной причины, нет. Максиму никогда не казалось, что кто-то может быть плох просто так, плох, потому что плох. Совсем другое дело — игнорировать конкретные причины. Надевать очки с простыми стёклами, притворно щуриться и в результате переставать замечать эти конкретные причины.
До того, как исчезнуть из Бедрограда на десять лет, Гуанако носил очки. Настоящие и довольно сильные, насколько Максим мог судить. Вернулся (восстал из мёртвых) без очков. Может быть, в линзах, может быть, нет — Максим не интересовался. Сейчас подумалось, что в этом есть что-то почти что страшное, символическое (Максим дёрнулся): Гуанако ведь может просто не видеть, что происходит у него под носом.
И потому считать всех подряд хорошими парнями.
Если бы речь шла только о Максиме, дело обстояло бы не так плохо.
— …только Максима берём, он сказал, — продолжал разговор с самими собой Муля Педаль. — Дело-то фартовое, чем меньшим числом рук сдюжим, тем фартовей выйдет.
Видимо, это было объяснение, зачем Максиму нужно сидеть в такси с тавром напротив забора из цельных плит.
Муля Педаль побарабанил пальцами по рулю:
— Побыстрей бы пёр уже, времечко-то ждат’ не
— Если нам нужно побыстрей, имеет смысл подъехать к какому-нибудь входу, — прохладно указал на оплошность Максим.
— Не, — мотнул всем корпусом Муля Педаль. — Гуанако сказал тут стоят’ — будем тут стоят’.
Максим ещё раз огляделся для верности: ухоженный сквер, за давностью лет поросшие травой крыши приземистых автомастерских, блестящий указатель выезда на магистраль, чуть вдалеке — кремовый кирпич новостроек. Максим знал Порт гораздо хуже многих, но уж основные входы и выходы выучил давно.
— Тут до ближайшего поста не меньше двадцати минут пешком, — удостоверившись в своей правоте, констатировал он. — Теряем время, если оно нам дорого.
— Много ты понимаешь, городской, — отбрил Муля Педаль, но на забор, отделяющий Порт от Бедрограда уставился с некоторым недоумением.
Высоко, глухо, цепляться не за что, внизу асфальт — с такой высоты не попрыгаешь.
— Тут — значит тут, — Муля Педаль решительно убрал руки с руля. — Гуанако вед’ хероты не скажет.
Максим равнодушно отметил: сотое подряд упоминание непогрешимости Гуанако его не задело. Совсем. Это было даже немного странно. Поболело и отпустило, больше не болит.
Когда Муля Педаль познакомился с Гуанако?
Сейчас, в чуму, после того, как тот сошёл с Курёхина на берег в прошлую субботу? Или всё-таки в мае, когда тот только объявился в Порту и Бедрограде после стольких лет отсутствия?
Неважно, так и так времени прошло мало, а Муля Педаль уже подался к Гуанако в личные помощники. Верит каждому слову, жмёт педали своего такси по первому требованию. Наверняка мечтает махнуть рукой на свои прежние обязанности и окончательно сбежать от Святотатыча, если понадобится.
И Максим больше не видел в этом ничего странного. Если люди готовы безвозмездно тратить на Гуанако своё время, силы и деньги (столько, сколько было получено материальной помощи от Порта в обмен на честное слово, — это не шутки), значит, Гуанако того стоит. Значит, он даёт им всем что-то, на что не жалко ни времени, ни сил, ни денег. Наверное, Максиму просто с самого начала не повезло оказаться с Гуанако не в тех отношениях.
Даже обидно. Почти.
Не те отношения
Видимо, это называется пересечение интересов.
Тут можно прямо по пунктам: контрреволюционное движение, Габриэль, власть.
С контрреволюционным движением вышло нелепо. Когда-то Максим верил, что этому государству не стоит быть (можно продолжить: «таким, какое оно есть сейчас», но лучше просто — «не стоит быть»). Гуанако год за годом без труда отнимал у Максима его веру, его сторонников, его перспективы — пока на четвёртом курсе Максима контрреволюционное движение не издохло совсем. Потому что Гуанако верил, что движению стоит издохнуть.