Чума в Бедрограде
Шрифт:
«Это не единственный вариант», — повторял Гуанако.
Гуанако вечно видит варианты там, где для Максима их быть не может.
— Ты держись, — крайне уместно вздохнула Лидочка.
— Спасибо, — сдержанно кивнул Максим.
Максим не думал, что Медицинская гэбня так жестока и бесчеловечна, как о ней рассказывают. Не было ни страха, ни сомнений: если он может сделать что-то полезное сам, он должен сделать. Добровольно согласиться на эксперименты в Когнитивной Части — это ещё не самоубийство.
Лидочкино «держись» уместно совсем по другому поводу: ведь есть же ещё
Наверное, можно перебраться в проклятое Ирландское Соседство, устроиться там на росскую кафедру.
Наверное, можно даже попытаться поговорить с Габриэлем, когда тот будет в порядке.
Максим предпочёл бы любому многообещающему «наверное» простое и честное «наверняка». Поэтому —
Наверняка можно просто не слишком спешить выбираться из Когнитивной Части.
Для начала.
…Когда Максим пришёл на вокзал, ощущение «для начала» всё-таки уступило место ощущению конца.
Любой вокзал — странное место, каждый шаг по перрону делает прошлое всё дальше, а неизвестность, заброшенность и грязноватый туман — всё ближе. Поезда уходят в какое-то непонятное «завтра», но перед тем, как уйти насовсем, на медленном ходу пробираются меж кирпичных коробок пустых депо и разобранных, омертвевших, никуда не отбывающих больше составов.
Да, Максим снова был не слишком трезв, поскольку в яркой безразмерной сумке Лидочки оказалась не только одна бутылка и не только ликёра.
В ушах еле слышно звенело, и почему-то очень хотелось зависнуть сейчас на краю перрона, до рези в глазах всматриваться в прямую вечную лесенку рельсов и думать, что будет, если упасть прямо перед гулко тормозящим поездом, везущим в Бедроград гостей из Крайнего Северного региона.
«Дык ничего не будет, мертвяк! Теперь только лясы точить», — каркнул в голове у Максима хриплый насмешливый голос, в котором нелегко было признать обычные интонации Гуанако.
В мае слетевший с катушек Гуанако вдруг придумал, как допросить Гошку о планах Бедроградской гэбни. Придумал, чтобы успокоиться, чтобы чем-то себя занять.
Максим слушал запись этого псевдо-допроса не единожды — нужно же было вычленить из сюрреалистических разговоров о жизни и смерти все возможные точные сведения.
И каждый раз при прослушивании у Максима невольно бежал по спине холодок в том месте, где загробный шаман-Гуанако объяснял: «Поначалу-то лясы о том точат, что первое на уме да последнее перед крышкой гроба, правила тут такие. А у тебя знаешь что последнее? Знаешшшь-знаешшшь, только не признаёшшшь!»
Максим отшатнулся от края перрона.
Не хотелось бы рассказывать головам Загробной гэбни, что тем самым «последним перед крышкой гроба» была у Максима фляжка какой-то ирландской дряни и невнятные жалобы Лидочке.
Не на жизнь, нет.
Не на теперешние факультетские изменения.
Не на то, как не склеилось обратно у Максима с Габриэлем после проклятого мая.
Всего лишь жалобы
Если бы не он, всё вышло бы совсем иначе.
Чем всё закончилось с другой стороны
Гошка
Ответственный за коммуникативный процесс: Говори быстрее, вспоминай, а то застрянешь на всю вечность — а мне охота разве с тобой маяться?
Гошка Туралеев: А что вспоминать? Мы не сделали ничего. (Пауза.) Собираемся… не успели пока. Надо было навести порядок, ну ты понимаешь, да? Не со стволом же за ними бегать. (неразборчиво) …другие методы.
ОКП: Какие?
Г. Т.: А тебе всё расскажи.
ОКП: Мне-то что, я уже всё знаю, это тебе нужно. (Усмешка.) Чтобы совесть не терзала.
Г. Т.: Ну так, значит, сам знаешь. Вирус.
(Короткая пауза.)
ОКП: Серьёзный масштаб. Страшно не было?
Г. Т.: Это не так и страшно, если лекарство заранее сделать. Кто заразится, тому придётся, конечно, немного помучиться, но мы успеем всех вылечить. Нам только и надо — припугнуть немного.
ОКП: Немного?
Г. Т.: (смешок) Один дом. (Пауза.) Ты сам-то подумай: а если болезнь сама собой случится, без нас и без лекарства? Бывают же эксцессы, и чем дольше их не было, тем больше шансов, что они на носу. Что тогда от города останется? Вот и я думаю, нечего ждать. Это просто наглядная демонстрация.
А это — просто ле-по-та.
Расшифровка допроса («допроса», ебать их коленом!) лежала на столе гораздо более пухлой стопкой, чем ожидал здравый смысл и трезвая память. Вот нужна она Гошке или не нужна?
С одной стороны, это вроде как официальный документ, Базальд прислал от лица реформированной Университетской гэбни в порядке сатисфакции. Вместе с гошковским же пистолетом. Типа мы как на духу, типа теперь между гэбнями всё чисто, мир и херова любовь до крышки гроба. Закрываем вопрос наиболее цивилизованным из всех возможных образом. Гошка Петюньевич может любоваться на эту лепоту до крышки всё того же гроба.
С другой же стороны, ну кого это ебёт?
Вопрос академического толка с экзамена в Институте госслужбы: какую юридическую силу имеет эта макулатура в свете того, что голову гэбни шестого уровня доступа не имеет права допрашивать никто, кроме фаланг и Бюро Патентов лично, и уж тем более — не мертвец без всего?