Чума в Бедрограде

Альфина и Корнел

Действующие лица шпионского романа, название которого я пока не придумал:

Бровь — главная героиня. Юна, свежа, хороша собой, трагически и неожиданно гибнет где-то в первой половине действия, но до самого конца остаётся в сердцах окружающих и вдохновляет их на великие деяния.

Ройш — избранник главной героини. Высок, загадочен, обладает тем неизъяснимым магнетизмом, который в народе называют «и чё она в нём нашла-то». После гибели Брови имел

возможность переосмыслить многое в своей жизни и получить закономерное развитие персонажа, но успешно этого избежал, временно заняв завкафское кресло.

Шухер — отец Брови. Сперва поступил не очень хорошо, потом не очень хорошо, потом ещё разок, а потом взял табуретку и помер от слабого сердца.

Регалия Шепелогель — подруга Брови. В действии особо не участвует, но некоторое время о ней почему-то много говорят.

Габриэль Евгеньевич Онегин — бывший заведующий кафедрой истории науки и техники, именитый всероссийский писатель. Умён, утончён, хорош собой, за что был бит, осмеян, заражён чумой и теперь, кажется, долечивается в Медицинском корпусе.

Максим Аркадьевич Молевич — бывший заместитель заведующего кафедрой истории науки и техники, бывший голова Университетской гэбни. Солидный, серьёзный и деловой человек, на котором много чего держалось, а потом ка-а-ак обвалилось! После ряда необдуманных действий посыпал голову (бывшую) пеплом и отправился в добровольную ссылку во всё тот же Медкорпус на исследования. Наверняка это как-то смутно связано с предыдущим действующим лицом.

Охрович и Краснокаменный — бывшие головы Университетской гэбни. Примечательны яркими свитерами, яркими личностями и тем, как быстро и просто переходят от приветствия к насилию. На первый взгляд являются апологетами бессмысленного хаоса, но пытливый читатель (или зритель? Я ещё не определился) заметит, что все их поступки крайне здравы и разумны. Вылетев из Университетской гэбни, с радостным гиканьем унеслись в неизвестном направлении.

Ларий Валерьевич Базальд — голова Университетской гэбни (как ни странно, не бывший). Кажется, единственный человек, который за всю чуму не совершил ни одной ошибки. Поэтому его никто толком и не замечал, какой в нём интерес-то.

Святотатыч — голова Портовой гэбни, мудрый наставник всех и вся, который как бы и ни при чём.

Дима — тот ещё придурок.

Гуанако — не лучше (сколько раз помер, а мозгов не прибавилось).

Александр — младший служащий.

Бедроградская гэбня — главные злодеи. Очень злые.

Новый состав Университетской гэбни

Новый состав Бедроградской гэбни

Портовая гэбня (без нового состава)

Студенты

Аспиранты

Сочувствующие

Ещё чуваки, которых ты всё равно не знаешь

Савьюр

как метафора

— Умерших от чумы забыл, — промурлыкал у Димы над ухом Святотатыч. Дима непринуждённо подскочил и подавил желание спрятать листы.

Теперь это уже бессмысленно.

— Они входят в «чуваков, которых она не знает», — буркнул он. — Или в «сочувствующих».

— Или они тоже метафора, — похмыкал Святотатыч не без понимания в голосе, после чего очень деловым тоном прибавил: — Хочешь, чтобы сюжет продолжился, — раздевайся.

И метнул Диме в голову тельняшку.

Крыса Габриэль Евгеньевич глянул в его сторону со сдержанным любопытством.

Многочисленные прихвостни Портовой гэбни теперь нередко посматривали на Диму с любопытством разной степени сдержанности, поскольку в недрах похищенной с бедроградского склада аппаратуры для воспроизведения изображений вполне остались изображения.

Димы во всей красе.

И весь Порт их с радостью воспроизводил в порядке живой очереди.

Дима решительно сдёрнул галстук.

Без тельняшек морем далеко не уберёшься. Им с Гуанако убираться не только морем, но для всего остального сгодится и обычное содержимое сумок, а ненаходимые в городе тельняшки отдельной статьёй расходов добывать надо.

— Спасибо, — поблагодарил Дима Святотатыча, расстёгивая рубашку, — дальше я как-нибудь сам справлюсь.

Все разбегаются из Бедрограда — хочется сказать, что как крысы, только крысы умнее и бегут в процессе, а мы почему-то дотянули до конца (кроме Габриэля Евгеньевича — ну так он, как известно, крыса и есть). И мы двое тоже разбегаемся, да — то ли потому что Гуанако командир приказал, то ли потому что тут больше нечего делать. Всё, что ломалось, уже сломано, а городские жители, кажется, успели привыкнуть к чайкам.

Окончательной точки всё равно никогда не будет, а на каждое решение и каждую щедрость находятся оговорки. После того, как Виктор Дарьевич наобещал нам золотые горы, он доехал до собственной гэбни, и гэбня, видимо, справедливо решила, что кто-то тут совсем охренел. Оказалось, что есть дополнительные требования: либо оставить им Габриэля Евгеньевича насовсем (как много подтекстов в этом нейтральном слове), либо вернуть им часть денег, либо ещё чего. Вилонской грязи оказалось мало, а!

Окончательной точки никогда не будет, но некоторые люди умеют ставить довольно убедительные запятые. Охрович и Краснокаменный все последние дни мотались где-то здесь, по Бедроградской области, подбивали какие-то дела, ещё и ещё разводили наивных старых друзей на бабки. Угнали у Хащинской гэбни такси и выкрасили его в убийственно-жёлтый цвет.

Сперва они отчитывались о своих благих деяниях, а потом перестали, и дальше — только слухи. Говорят, какое-то повальное количество курсантов забрали документы из Института госслужбы, а в Порту (с которым мы по-прежнему вроде как не совсем рассчитались) неожиданно прибавилось благотворительной рабочей силы. Говорят, Ларий Валерьевич нашёл на своём столе очень детальное описание новых канализационных систем Бедрограда (с фотокарточками и подробным планом!), которого до сих пор никто не удосуживался сделать.