Чума в Бедрограде
Шрифт:
Очень символично.
— Из других, никем не перекрытых подвалов. Вчера к Шапке с дружеским визитом заезжал очередной Александр и обмолвился, что если бы Бедроградская гэбня захотела четыре мешка вируса, она бы поимела четыре мешка вируса. С бантиком в придачу, — Дима о чем-то задумался, а Попельдопель задумался, что такое «очередной Александр». Сейчас не переспросит — забудет ведь. — И портовые ребята решили наудачу этот самый бантик поискать. Не поверите, нашли. Целый склад расчудесных бантиков.
— Целый склад — это предположение. Непроверяемое, — вмешался Гуанако. Если крыть этот его сруб горизонтальной
— Склад не склад, всё равно много, если целая сумка только у курьера. И вряд ли Бедроградская гэбня собирается поставить вирус на полочку и любоваться. Куда разумнее закинуть его в какое-нибудь неожиданное место — например, в подвал не к Ройшу, — Диме вся эта обеспокоенность определённо не к лицу, и уж тем паче не к подтяжкам. — А значит, в чрезмерно хорошо обозримом будущем нас ожидает эпидемия.
Всё это как-то неправильно. Попельдопель почувствовал себя дураком-оптимистом: приходят к тебе с утра на кафедру два покойника, триумфальное возвращение которых в Бедроград ты пропустил, потому что как раз в мае ловил леший знает где комаров-переносчиков столбнячного пихтского бешенства. Оба мёртвые, нелегальные и похорошевшие со времён своих трагических исчезновений. И вместо весёлых историй о смертях, посмертиях и воскрешениях рассказывают тебе, что в городе эпидемия.
Эпидемия. Все помрут, и работать будет некому.
— Ммм, — ответил Попельдопель, и на этот раз это было именно «ммм». Суровое, недовольное, осуждающее «ммм». — Ну как можно, кто всем этим вообще занимался, у кого хватило мозгов заварить кашу и не обратиться сразу к университетским медикам, ко мне лично, ну что это такое!..
В самом деле, кому и зачем пришло в голову устраивать все эти сложные многоходовые хитрости, которые оборачиваются эпидемией? Неужели нельзя было как-нибудь попроще?
Впрочем, Попельдопель спрашивал из любви к искусству диалога, а не на самом деле. На самом деле и так ясно, кому и зачем. Как полуслужащему под началом Университетской гэбни, да ещё и стабильно проводящему на кафедре истории науки и техники один из шести рабочих дней, Попельдопелю всё это было как-то даже слишком ясно.
Гэбня хочет деятельности, может, даже правильно хочет, гэбня начинает деятельность, командует Максим, потому что Максим хорошо командует и мозги у него есть. А ещё у него есть Онегин. Габриэль, батюшку его, Евгеньевич.
И как только приходит (приползает под тяжестью груза собственного существования!) Онегин, вся деятельность идёт прахом. Времени командовать у командира не остаётся.
Поэтому чего бы там гэбня ни собиралась, всё равно всё явно пошло не так. И явно из-за глупостей, можете даже не пытаться переубеждать Попельдопеля.
— Вопрос не в том, кто виноват, а в том, что теперь со всем этим делать, — мрачный-мрачный Дима тоже может не пытаться. Хотя он и не пытается, кажись. — Я вижу стоящую перед нами проблему следующим образом: у Бедроградской гэбни есть до жопы лекарства, но они не собираются его использовать — то есть собираются, но только тогда, когда мы будем уже кругом виноватыми. А у нас есть яростное желание всех — включая свою репутацию — спасти, но нет лекарства. Идеальным решением было бы взяться за руки и подружиться, но мне почему-то кажется, что это может и не сработать.
Лекарство. Попельдопель в очередной раз посмотрел на Димину пожёванную бумажку с формулой. Снял очки. Не помогло. Так и так для производства лекарства в количестве, высчитываемом по типовой задачке с госа про скорость распространения заражения, нужна аппаратура, которой на медфаке нет.
На медфаке много чего есть, Попельдопель не жалуется, много чего можно для медфака попросить, благо Попельдопель учился на одном курсе с одним из голов Медицинской гэбни, а значит, может клянчить прямо у Столицы. Много чего — но не, леший вас всех забери, аппаратуру для синтеза крови в промышленных объёмах!
Тот самый случай, когда значение имеет именно что размер. Медфаку такая аппаратура не нужна, подобный запрос в здравом уме не объяснишь, а даже если и объяснишь, на оформление-транспортировку-установку времени уйдёт уйма, а скорость распространения заражения из типовой задачки…
— Гуанако, — Попельдопель подумал, что если уж покойники оживают, ими просто-таки грешно не воспользоваться по назначению. — Раз у тебя загар, тельняшка и фальшивые документы, значит, ты торчишь в Порту. Так пойди и сопри лекарство прямо у Бедроградской гэбни, если вы даже склады уже нашли. Ты же умеешь.
Загар, тельняшка и серьга в ухе.
Покойник Гуанако при жизни отличался… отличался и много раз, короче говоря. У него — помимо самодовольной ухмылки и объёмистого собрания сочинений — были ещё и криминальные связи. Едва ли не с отрядского возраста, дело давнее, а давних дел в подробностях Попельдопель обычно не помнит. Зато помнит промышленные объёмы говна, на которые изошла наркотическая инфраструктура медфака, когда основным университетским поставщиком травы ни с того ни с сего стал истфак.
Это «ни с того ни с сего» Попельдопель знал в лицо ещё до всякого говна, потому что не только заведовал кафедрой на медфаке, но и читал модули по истории медицины на истфаке. «Ни с того ни с сего» в студенческом возрасте являло собой грозу всего живого и прогрессивного с переизбытком собственного мнения — спасибо хоть не в вопросе истории медицины, а то превратились бы экзамены в массовый скандал. Потом особое мнение увело Гуанако подальше от Университета, аж в армию (говорят), а потом привело обратно, в аспирантуру и преподавательский состав, где они с Попельдопелем вроде как познакомились, а на самом деле — страшно обрадовались встрече.