Чума
Шрифт:
– Вольно, - с легкой улыбкой скомандовал новоприбывший, и отрекомендовался.
– Профессор Осипов, Вадим Александрович. Надеюсь, я не опоздал?
Заметил, небось, как я на часы поглядывал. Взгляд у него вообще был внимательный, цепкий, но не злой, как у фельдфебеля, который ищет, к чему бы придраться, а, скорее, как у исследователя, который сильно ограничен во времени и оттого стремится ухватить максимум.
– Никак нет, господин профессор, - ответил я.
Факел на правах старшего проверил его документы, представил нас и предложил проследовать к причалу. У нас было предписание прибыть на "Посейдон".
– Просто Факел и Глаз?
– переспросил
– Ни фамилий, ни имен?
– Да, просто Факел и Глаз, - спокойно ответил мой напарник.
– В нашей работе именами бросаться не резон.
Профессор кивнул, и махнул рукой водителю. Тот выскочил из-за баранки и вынул из багажника объемистый саквояж. Саквояж оказался тяжелый.
На причал его поднял водитель, а на борт пришлось заносить мне. К счастью, наш собственный груз плечи не оттягивал, да и давно уже стал привычным. Я нёс винтовку в кожаном чехле, и вещмешок с нашими пожитками. Последний, кстати, мог бы быть и потяжелее, но нам по обыкновению выдали паек на два дня. Считалось, что любая служба сочтет за честь помочь инквизиции и обеспечит на месте всем необходимым, а паек - это на крайний случай, если рядом совсем никого не окажется.
Факел навьючил на себя массивный огнемет, но с пустыми баллонами. На борту дирижабля огонь категорически не приветствовался. Хоть мы и инквизиция, но правила одни на всех и тут капитан был непреклонен: или пустые баллоны, или сдать огнемет в несгораемый сейф до прибытия на место. Факел не смог расстаться со своим сокровищем. К слову сказать, огнемет у него, в отличие от моей винтовки, был самый заурядный. Ну да хочет таскать лишний груз - его дело.
Пока мы поднимались на причал, грузовые дирижабли уже неспешно взмывали в небо. Небо хмурилось и подумывало, не пролиться ли дождем. Говорят, что дождь - добрый знак в начале путешествия. Не надумало.
"Посейдон" взлетел быстро и, легко догнав транспорты, занял место во главе каравана, но значительно ниже. В небе дирижаблям угрожали разве что горгульи, а тем, если, конечно, тварей будет не слишком много, транспорты и сами могли дать отпор. Основные проблемы ходили по земле.
Профессору, как особо важной птице, выделили на борту отдельную каюту. Я бы скорее сказал: конуру. Узкая койка, тумбочка - она же столик - под иллюминатором, да немного свободного пространства, в котором Факел со своим огнеметом попросту не развернулся бы. Впрочем, нас туда и не пригласили. Профессор надел очки и сразу углубился в свои бумаги, попросив, чтобы его не беспокоили. Наши отношения он урегулировал одной фразой:
– Я буду делать свое дело, а вы делайте свое.
Факел нашел закуток неподалеку, из которого можно было наблюдать за входом в профессорскую каюту, не мешая при этом экипажу, и прочно обосновался там. Вряд ли нашему подопечному что-то угрожало на борту "Посейдона", но дело есть дело, да и заняться всё равно было больше толком не чем.
В плане размещения нам с Факелом досталась пара гамаков в кубрике. Тоже получилось в как бы отдельном закутке, отделенном от общего пространства толстой медной трубой. В трубе постоянно шуршал воздух, и мне казалось, будто там бегали крысы. Не самое приятное соседство. Да и машинным маслом попахивало. А до Севастополя нам предстояло лететь порядка 1700 километров, если строго по прямой. В общем, посмотрел я на всё это, и напросился на этот рейс стрелком-наблюдателем.
Такой стрелок размещался в полуоткрытом гнезде снаружи корпуса, вёл наблюдение, ну и стрелял, если было нужно. Разумеется, прославленный снайпер, кем считался ваш покорный слуга, идеально подходил для
Под нами проплывали возделанные поля, дороги, поселки, и повсюду: движение и огни. Темнело. Литератор бы написал: смеркалось. Хотя в городах теперь столько огней, что там никогда не смеркалось. Жизнь, как говорится, била ключом. В три смены. Иначе банально не поспеть за потребностями фронта.
Тот даже в относительно спокойное время требовал постоянного снабжения. Это он назывался "линия фронта", а на самом деле там полоса шириной в несколько километров, оборудованная по всем законам фортификации, и населенная как какой-нибудь город. У солдат, конечно, есть свои производственные артели, но это так, подспорье, они даже всех своих потребностей закрыть не в состоянии, про "экспорт" я и не говорю.
Внизу замигал семафор, формируя цветными огнями пожелание:
– Счастливого пути!
"Посейдон" ответил, и вот уже под нами вражеская территория. Хотя всё та же наша земля. Да и врага пока не видно. Он, конечно, где-то там прятался, и в немалых количествах, иначе бы мы давно сдвинули фронт, но на глаза никто не показывался. Вдали темной массой вставали руины, тоже совершенно безжизненные на вид. Даже зверья не наблюдалось. Словно вымерли все, а кто не все - те в страхе попрятались. Бесы - от наших ударов, люди - от бесов, зверье - от тех и других.
Да, люди там тоже шастали, начиная от беженцев и заканчивая полноценными караванами. Не только летающими вроде нашего, а самыми что ни на есть наземными. Последние, к слову сказать, тот еще аттракцион для смертников. Нет, они доходили до цели, причем регулярно. Я лично знаю человека, который уже трижды ходил с наземным караваном и не куда-нибудь, а в Полоцк. Он даже собирался туда снова. Когда врачи приделают ему протез вместо потерянной руки. Однако редко какой караван проходил по земле без потерь, а подчас и вовсе пропадал в пути. Он для бесов - как поезд деда Мороза с подарками, и потому караваны с охраной таились еще почище табора беженцев.
Таков уж мир демонов. Страх, мгла и настороженная тишина.
Но кто-то всё же двигался между тучами. Я пригляделся, и на какой-то миг отчетливо увидел широкое перепончатое крыло.
– Движение слева, - почти шепотом доложил я в переговорную трубу.
– Горгулья.
Атмосфера настороженной тишины уже захватила меня, а ведь не прошло и получаса с пересечения линии фронта.
– По левому борту, - тихо и ворчливо поправил меня голос из трубы, после чего добавил: - Вижу. Молодец.
– Рад стараться, - по уставу, но столь же тихо ответил я.
Пальцы тем временем привычно расшнуровывали чехол и вытаскивали мою прелесть - снайперскую винтовку Маузера с пятикратным прицелом Цейса. Стрелковое гнездо было уютным, но чертовски тесным. Винтовка в чехле хранилась стволом вниз, и мне пришлось поднять оружие над головой, прежде чем я смог его развернуть.
Крыло мелькнуло снова, на этот раз заметно ближе. Я взял винтовку наизготовку. На голове у меня были авиационные очки. Здешний боцман презентовал перед заступлением на пост. От обычных они отличались кожаным ремнем вместо оправы. Фактически, это была скорее повязка на глаза со стеклами, которая защищала глаза от ветра. В моем случае - всего один глаз, ибо левый мне давно вырвал демон и на нем у меня своя повязка была. Обе повязки друг другу не мешали и я мог одновременно носить и ту, и другую, но вот когда я попытался прицелиться, окуляр прицела тихонько стукнулся о стекло очков.