Чума
Шрифт:
Ближе к рассвету здешний лаборант - вот ведь подлиза!
– принес профессору целый чайный сервиз на широком подносе. Небольшой медный самовар, фарфоровая кружка на блюдечке с ложечкой, аккуратно завернутой в салфетку, стеклянная сахарница и даже пара долек лимона в отдельной миниатюрной плошке. Вся посуда была украшена гербом Таврической губернии. На самоваре он был отчеканен, на сахарнице - отлит, причем стекло там было с синевой, чтобы лучше видно было, а на кружке с блюдцем - нарисован в красках. Судя по разливавшемуся в воздухе аромату, чай был самый настоящий.
А нам лаборант даже не кивнул, хотя я вообще-то любезно придержал
Профессор лишь небрежно махнул рукой в сторону углового стола, коротко бросив:
– Поставьте там.
Лаборант пристроил сервиз на стол и, не удостоенный даже взгляда, удалился, обиженно поджав губы. Профессор, впрочем, почаёвничал, но лишь когда закончил работу и чай совсем остыл, а сам профессор к тому времени уже так клевал носом, что всё равно вряд ли смог бы насладиться им в полной мере. Он, небось, там бы и заснул, но лаборатория для этого была абсолютно не приспособлена, так что пришлось ему плестись обратно во флигель.
Последнее, и правильно. Мы хоть и недолго, а всё-таки нормально поспали, да и завтрак нам принесли опять же во флигель. Могли бы потом и до лаборатории дойти - у них тут с этим строго: положено выдать завтрак на троих, значит, изволь - но ведь остыло бы, а лично я просто ненавижу холодную манную кашу.
– Прикроешь тут?
– негромко спросил я Факела после завтрака.
– Не вопрос, - отозвался он.
– А ты куда?
– Видел у патрульных брезентовые конвертики для пропусков?
Факел кивнул.
– Хочу прикупить нам такие же, - сказал я.
– Поспрашивал у местных, говорят, их можно найти в лавке у бюро пропусков.
– Добро, - произнес Факел.
И я оправился в путь.
Днём народу на улицах было немногим больше, чем ночью, а патрулей - примерно столько же. Правда, днём они уже не так цеплялись к каждому встречному. Лично у меня спрашивали пропуск лишь на переходах между секторами, да и то с вежливым:
– Извините, служба.
На одном из переходов собралась небольшая очередь. Я как приличный человек встал в хвост, но меня тотчас пропустили в начало. То ли горожане уважали инквизицию, то ли боялись стоять рядом с красным плащом. Очередь-то двигалась неспешно. Народ беседовал о насущном. Мало ли что не так сболтнешь, а тут - инквизитор!
В общем, добрался я быстро, да и лавку нашел сразу же. Это оказалась крохотная дощатая избушка без передней стены, роль которой исполнял широкий прилавок, заваленный всякой всячиной. За прилавком сидела пухленькая старушка в сером шерстяном платье и уже привычном мне платке, закрывавшем всё лицо.
– Чего желаете?
– радушно проскрипела она.
– У меня тут всякие мелочи на каждый день!
У нее слово "каждый" прозвучало как "кажный". Обычно я такое у деревенских слышал.
Хотя теперь-то в Севастополе собрался народ со всей Таврической губернии. Кто уцелел, конечно. Да и те, кто нет, как оказалось, тоже норовили пролезть в него. Когда началось вторжение нечисти, южные губернии Российской империи пали довольно быстро. С демонами тогда еще толком бороться не умели, а те рвались к Екатеринославу будто им там медом намазано. Взяв город, они отгрохали в нём огромное гнездо. Наши его регулярно бомбили, но воз, как говорится, и ныне там.
Ну и пока демоны рвались к Екатеринославу, они Таврию-то и отрезали от остальной империи. Со всем ее народонаселением. А уж когда одержимые взяли Новороссийск,
Я спросил у старушки конверты для пропусков и та вывалила их на прилавок целую груду, всяких фасонов и даже расцветок. Мол, выбирай. Я даже несколько растерялся. Старушка, впрочем, меня не торопила. Других покупателей не было, и она неспешно жаловалась на своё житьё-бытьё.
Погоды нынче стояли так себе, по вечерам у нее поясницу ломит. Сына с месяц как забрали в солдаты. Как новобранец он стоял в третьей линии, а всё одно тревожно. А в целом жизнь идёт. Вон дирижабли в город зачастили, стало быть, припасов больше станет.
Я оглянулся в сторону аэропорта. Наш караван уже убыл. Теперь над взлетным полем нависал настоящий левиафан. Я таких здоровых дирижаблей и не видел раньше. Он не швартовался, как все прочие - небось налетит ветер покрепче, так он такую дуру вместе с мачтой унесет!
– а завис на месте, тихо шурша винтами, и опускал груз на канатах. Те так и ходили вверх-вниз. Из ворот порта тянулась целая вереница доверху груженых подвод. Лошадки - по две на каждую!
– их еле тащили, и ведь это были не какие-то доходяги, а мощные тяжеловозы.
За левиафаном я не сразу приметил второй дирижабль, а поглядеть на него стоило. Небольшой, чуть поменьше нашего "Посейдона", зато с парой широких крыльев и турбинами под ними. Эдакий гибрид самолета и дирижабля. Он назывался "Гордость империи", о чем с гордостью было начертано золотыми буквами на его иссиня-черном борту.
Между прочим, совершенно новая модель. Еще в бытность нашу в Петрограде я не так давно по случаю попал на первый старт дирижабля той же серии. В Воздухоплавательном парке было дело. Собирали-то их на Кировском заводе, а вот первая модель серии по традиции поднималась в небо в парке, с духовым оркестром и прочими торжествами. Всего, насколько я знаю, выпустили четыре штуки, и "Гордость империи" была среди них не первой. То есть, получается, она бороздила небеса всего недели три, никак не больше. И вот же куда успела забраться.
Вернувшись взглядом к конвертам, я выбрал три самых плотных. Все - нейтрального серого цвета. Старушка бессовестно слупила с меня гривенник. На мой взгляд им была красная цена - пятак, ну да Бог с ней! Бабке тоже надо на что-то жить. Солдатское довольствие у нас так себе, особенно если ты не на передовой, где идет щедрая надбавка за каждую полную неделю, так что сын ей теперь не помощник, а тут хоть какой-то прибыток.
К тому же старушка помогла мне правильно вставить пропуск в конверт и по ходу дела надавала кучу бесплатных советов, как правильно хранить документы. Впрочем, большую их часть я и так знал, и слушал больше из вежливости.
– О, черные пожаловали, - между делом заметила старушка.
– Видать, стряслось чего!
Под черными она, как оказалось, подразумевала штурмовиков. У тех флотская черная форма, но свои знаки различия. Должно быть, прибыли на "Гордости империи". Левиафан для них слишком тихоходен. Навскидку их было около роты. Обычное дело. Это армия оперировала полками и дивизиями, в крайнем случае - батальонами, а у штурмовиков в ходу роты и даже полуроты. Целый штурмовой батальон задействовали разве что при захвате особенно крупных гнезд, а чтобы полк - такого я и вовсе не слышал.